Кураев А

УРОКИ СЕКТОВЕДЕНИЯ 2

Бог один и един. Поскольку молитвенная жизнь христиан была обращена ко Христу, то именно Он и должен быть отождествлен с этим Единым Божественным Началом. Но со страниц Евангелий Христос предстает как Тот, Кто сам молится Богу и обращается к Нему - "Ты".

Ариане (непосредственные оппоненты свв. Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского) решили эту проблему просто и логично: приняв всерьез диалогическую дистаницию между Сыном и Отцом, они были вынуждены ради монотеизма отказать в Божественности Сыну. Этим путем позднее пойдут и проповедники ислама...

В глазах ариан защитники единосущности Сына и Отца (т.е. православные, сторонники Первого Вселенского Собора и св. Афанасия Великого) казались модалистами-савеллианами (тем более, что и сам термин "единосущный" был впервые введен в богословский обиход Павлом Самосатским - причем с таким толкованием, что между Сыном и Отцом снимались все различия).

Чтобы защититься от обвинения в савеллианстве ("Савеллий утверждает не столько то, что Ипостаси суть одно, сколько то, что каждая - ничто"60) надо было найти способ утвердить реальность не просто Единой сущности Божества, но и каждого из Его Лиц.. Перед православным богословием была поставлена задача - "не лишить самостоятельности прочие лица и не соделать Их силами Божиими, которые в Отце существуют, но не самостоятельны"61.

В этих условиях тот, кто принимал термин "единосущный", не мог строить свою систему на термине "просопон" - слишком велик был в этом слове привкус субъективности и мнимости.

Поэтому каппадокийцы - даже прекрасно понимая ту иллюзию троебожия, которую может создать речь о трех именно ипостасяхs, - избрали именно этот терминt и причем с настоятельным акцентом на том, что слово ипостась надо понимать в том значении, которое Аристотель придавал термину "первая сущность".

У Аристотеля первая сущность - это единичное конкретное существование, например, отдельный человек (Категории 5, 2а11-14). В терминологии Аристотеля есть сильный антиплатоновский заряд. Для Платона по настоящему реальны общие идеи. Им принадлежит первенствующее бытие, а конкретные воплощения идеи вторичны (вот эта лошадь вторична по отношению к идее лошадиности). Для Аристотеля все наоборот: "первая сущность" - это конкретный предмет, а любые обобщения есть только наши обобщения и потому все родо-видовые отвлеченности оказываются "вторыми сущностями". И вне конкретно-воплощенных своих носителей никакие "природы", "виды" не существуют. Этот