Кураев А

ХРИСТИАНСТВО НА ПРЕДЕЛЕ ИСТОРИИ

один мудрый и опытный батюшка из Москвы. Он из моих хладных рук берет микрофон и обращается к моей собеседнице: "Простите, милая, я что-то не понял Ваш вопрос. Если Вы заходите в храм и видите, что там стоит батюшка и ковыряет пальцем в носу, то это означает, что у батюшки сопли. При чем здесь духовность?!"

Это было замечательным проявлением трезвости. Но если этого умения трезво различать немощи людей и силу Божию нет732, если нет умения проверять свои первые впечатления, то легко впасть в прелесть733. В том числе и в ту, которая заставляет скрупулезно подсчитывать признаки "скорого воцарения" антихриста и вырезать из газет новости соответствующей тематики. "Ты глянь-ка - вон снова самолет разбился. Не иначе как скоро конец света!" - "А что на соседнем приходе-то произошло, ты слышал? Ну уж если духовенство у нас нынче такое стало, - то уже точно конец скоро!"

Итак, расположенность людей к рассказам о том, что последние времена уже настали, питается не только литературой и листовками. Есть еще и самые обыденные наблюдения. Для человека верующего тяжело видеть нестроения и болезни в церковной жизни, "мерзость запустения на святом месте" (см. Мф. 24, 15). Слишком мрачный взгляд на церковную жизнь может вытолкнуть человека из Церкви. А взгляд этот тем мрачнее, чем более светлой ему представляется предшествующая церковная история.

Семинарские лекции говорят об истории Церкви как истории святых. Только имена святых или еретиков остаются в памяти слушателей вводных историко-церковных курсов. Помнят митрополита Филиппа и патриарха Гермогена, Преподобного Сергия и мученика митрополита Арсения (Мациевича). Но не помнят, что именно Соборами остальных епископов-собратий лишались сана и осуждались и Филипп (весь епископат русской церкви - 10 человек - единогласно проголосовал за низложение митрополита, неугодного Ивану Грозному), и Гермоген, и Арсений...

Именно благодушие преподавателей церковной истории порождает у их воспитанников апокалиптический испуг, судорогой сводящий их чувство и мысль, едва учащиеся взглянут на реальную церковную жизнь. Раньше-то: что ни монах - то преподобный, что ни епископ - то святитель, а ныне - "оскуде преподобный". И вот уже просто невозможно не уйти в раскол ("в знак протеста") и так хочется, чтобы двусмысленность и бесконечная ответственность исторического бытия разрешились молнией Апокалипсиса.

Поэтому и имеет смысл напомнить о плаче, который проходит сквозь всю святоотеческую литературу, но никак не может прорваться