Ирвин Ялом

МАМОЧКА И СМЫСЛ ЖИЗНИ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

он принес наверх. Мергес осторожно заглянул в первый пакет.

— Грибы с мясом? Я ненавижу грибы. Поэтому она их всегда и готовит. Это рагу из лисичек! — Он произнес эти слова как насмешливую песенку, а затем повторил: — Рагу из лисичек! Рагу из лисичек!

— Сейчас, сейчас, — сказал Эрнст, резко, словно выстреливая, что он иногда использовал в терапии. — Давай я достану тебе кусочки мяса. О, боже мой, прости меня! Должно быть, я забыл. Еще есть треска. И пекинская утка. И немецкие фрикадельки. И свинина, и цыпленок. И говядина, и...

— Хорошо, хорошо, — прорычал Мергес. Он набросился на куски мяса и проглотил в один присест. Эрнст продолжал бубнить:

— Возможно, даже у меня есть морские деликатесы, соленые креветки,

жареный краб...

— У тебя, возможно, есть, у тебя, возможно, есть... но у тебя нет, правда? А даже если и было бы, что из того? Что ты думаешь? Что несколько несвежих отходов могли бы исправить зло? Что я позарюсь на эти объедки? Что я просто обжора?

Мергес и Эрнст мгновение пристально смотрели друг на друга. Затем Мергес кивнул в сторону пакета с цыплятами, завернутыми в салат.

— А что там?

— Это называется завернутый цыпленок. Восхитительно. Давай я достану для тебя кусочек.

— Нет, пусть будет так, — сказал Мергес, забирая пакет из рук Эрнста. — Я люблю траву. Я из семьи баварских травяных котов. Трудно найти хорошую свежую траву, которая бы не была забрызгана собачьей мочой. — Мергес съел цыпленка и чисто вылизал миску. — Не плохо. Может, у тебя и жареный краб есть?

— Мне бы тоже хотелось, чтоб был. Я набрал слишком много мяса. А оказалось, Артемида вегетарианка.

— Вегетарианка?

— Вегетарианец — это тот, кто не ест продукты из животных, даже молочные продукты.

— Она такая же глупая, как и убившая меня ведьма. И тебе напоминаю опять, ты глуп, если думаешь, что исправишь зло, набивая мой желудок.

— Нет, Мергес, я так не думаю. Но я понимаю, почему ты подозрительно относишься ко мне и к любому, кто к тебе подходит с добрыми намерениями. С тобой никогда в жизни не обращались хорошо.

— В жизнях — не в жизни. У меня их было восемь, и каждая без исключения заканчивалась одинаково — неописуемая жестокость и убийство. Взять хотя бы последнюю! Артемида убила меня! Посадила меня в клетку, безжалостно бросила в реку и смотрела, как грязная вода Дуная медленно заливает мои ноздри. Последнее, что я видел в той жизни, были ее ликующие глаза, глядящие,