само по себе его не беспокоило. Он несколько раз убивал – и достаточно жестоко – в Беле, чтобы завлечь туда Магьер. Даже когда он был еще смертным, приговаривать преступников к смерти и безжалостно подавлять крестьянские бунты составляло часть его повседневных обязанностей. То, что необходимо, порой бывает отталкивающе, вот и все.
Смертный, питаясь, так или иначе пожирает чью то жизнь. Живая плоть поглощает вещества, которые может разложить на составные части и использовать для продолжения своего существования. Наслаждаясь сыром, хлебом и ломтиками жареной баранины, элегантно сервированными на дорогих блюдах, Вельстил ни на минуту не задумывался о том, что его трапеза стоила жизни барану.
Питание в его новом, посмертном существовании представляло собой куда менее приятный процесс.
Из дверей таверны вышел, пошатываясь, пьяный матрос. Вельстил замер в тени узкого прохода между таверной и соседним зданием. Когда матрос поравнялся с Вельстилом, тот сгреб его за шиворот и рванул к себе.
Он ударил кулаком по затылку матроса, и жертва, потеряв сознание, осела наземь. Хотя Вельстилу нестерпимо было даже прикасаться к такому вот низкорожденному быдлу, не говоря уж о том, чтобы кормиться им, искать источник питания среди аристократов было неприемлемо, разве что если не оставалось другого выхода. Опустившись на колени, Вельстил вынул из мешка шкатулку орехового дерева, покрытую искусной резьбой, и открыл ее.
Изнутри шкатулка была выложена мягкой тканью, и на этом ложе покоились три железных стержня длиной с ладонь, небольшая бронзовая чаша и пузатая бутыль из белой глины, с обсидиановой пробкой.
Вельстил вынул стержни – на каждом из них посредине была петля – и составил их в маленький треножник. Внутреннюю поверхность бронзовой чаши покрывали до самого верха концентрические круги с начертанными между ними магическими символами. Вельстил полгода трудился над этой чашей, используя то немногое, что запомнил, когда помогал Убаду мастерить бронзовый чан, – а то дело само по себе заняло не один год. Вельстил понял не все из того, что видел, но и того, что понял, ему оказалось достаточно. Хотя чаша не имела той силы, что бронзовый чан Убада, она хорошо служила скромным потребностям Вельстила. Сейчас он бережно установил чашу на треножник.
В белой бутыли хранилась трижды очищенная вода, которую Вельстил кипятил в специально подготовленном медном сосуде всякий раз, когда у него появлялась возможность обновить содержимое бутыли. Он выдернул пробку