душа совершила большую эволюцию, способен оживлять созданный им мысленный образ, проливать новый свет на поучения, заключающиеся в его собственных произведениях, и заставлять читателя находить в них глубокий смысл. Среди индусов многие, идущие по пути мудрости, находят на этом плане свою небесную жизнь, по крайней мере в том случае, когда их наставники были люди с действительными познаниями. Некоторые из выдающихся суфиев и парсов также находятся на этом плане. Мы находим там некоторых из учителей гностицизма, духовное развитие которых дало им право на продолжительное пребывание в этом небесном мире. Но, кроме этого ограниченного количества сектантов, ни магометанство, ни христианство не доводят до этого уровня своих последователей, хотя некоторые лица, принадлежащие номинально к этим религиям, могут быть подняты до этого подплана, благодаря присутствию в их характерах качеств, не зависящих от поучений, свойственных их религии.
Кроме того, мы находим в этой области последователей оккультизма, серьезных и преданных, но недостаточно продвинувшихся, чтобы получить право и силу отказаться в пользу мира от своей небесной жизни. Среди них находился человек, лично известный еще при жизни некоторым из наших исследователей; это был один монах-буддист. Он с жаром изучал Теософию и долго стремился быть просвещенным непосредственно теми адептами, сочинениями которых он руководствовался. В его небесной жизни Будда занимал первое место, в то время как два учителя, стоявших ближе к Теософическому Обществу, являлись как бы Его уполномоченными, истолковывающими Его учение. На всех этих образах лежали печать силы и мудрости высших существ, которыми они и являлись. Монах действительно получал уроки оккультных знаний, благодаря которым после своего воплощения он мог встать на путь посвящения.
Другой пример, приведенный из этого разряда и из того же уровня, покажет ужасные последствия несправедливых и неосновательных подозрений. Речь идет о личности, с усердием и самоотречением отдавшейся науке, но которая, ко всеобщему огорчению, почувствовала к концу своей жизни недостойное и беспричинное недоверие к своему товарищу и другу, Е. П. Блаватской. Нельзя было наблюдать без сожаления, до какой степени это чувство лишало ее влияний и высших поучений, которыми она пользовалась бы в течение своей небесной жизни. В этих влияниях и поучениях ей не было отказано, ибо этого и не могло случиться, но ее собственное ментальное состояние делало ее до некоторой