ныне привычную некогда
пластиковую и стеклянную тару. Еще в корзине обнаружилось два небольших
круга домашнего сыра, три десятка тонких пресных лепешек, бутылка с
острым соусом и большой пучок разнообразной зелени. Судя по запаху,
повара Бен-Али знали свое дело! Вкус нас тоже не разочаровал. Пожалуй,
трактирщик действительно хотел иметь со мной дела в дальнейшем, иначе
подсунул бы не такой хороший обед. А может быть, он испугался пятерых
моих джигитов-мусульман.
Мы съели все мясо, все лепешки, весь соус и почти весь сыр. И после
этого поняли, что идти дальше в ближайшие несколько часов не сможем.
Отдыхать так близко от трактира было опасно, но что оставалось делать?
Каждый расположился, как мог. Я прилег на небольшом холмике, с
которого была видна часть дороги. Одно мое ухо было прижато к земле,
другое пыталось уловить дальние шумы, доносящиеся по воздуху. Тогда-то я
первый раз и услышал очень странный топот.
В монастыре Лаодао нас учили, что человек должен пользоваться всеми
органами чувств. Мы развивали слух, обоняние, учились на ощупь
определять рисунок на монетах, читать тексты, выбитые и даже
выцарапанные на стенах. Учитель Хуо особое внимание уделял умению
слышать. Сам он был полуслепым и считал, что слух лучше всех других
чувств и даже подчас лучше зрения. Ведь для того чтобы видеть, нужно
иметь источник света, для того чтобы ощущать, нужно быть близко к
объекту. Обоняние поможет тогда, когда ветер дует в нужную сторону. А
слышать можно все и всегда - нужно только уметь слушать.
Так вот, такого топота я не слышал никогда прежде. По наставлениям
Хуо, распознав совершенно незнакомый звук, нужно представить, что может
его издавать. Сравнить со слышанными ранее. Отбросить неверные гипотезы
и принять единственно возможную.
Я проделал все эти манипуляции. И перед моим мысленным взором встала
очень странная картина: слон на очень длинных ногах, обутый в мягкие
валенки. Похоже было, что слон хромал на правую переднюю ногу.
Представляя себе этого слона - черного, в желтую крапинку, с длинным
извивающимся хоботом - я задремал.
***
В Бештауне было неладно. Окна многих домов слепо смотрели наглухо закрытыми ставнями. Рынки не работали. Немногие открытые лавки охранялись двумя-тремя дюжими молодцами. И, словно черная саранча, расползлись по улицам солдаты Лузгаша. Грязные, низкорослые, с немытыми и нечесаными волосами, воровато бегающими глазами.
На стенах домов и столбах