позади себя, - сказал дон Хуан. - он должен
сделать это своими собственными словами и громко так, чтобы его голос всегда
оставался на этом месте силы.
Дон Хуан своим голосом ввел еще одно измерение в мое состояние в данный
момент. Наш разговор в машине стал еще более обостренным. Как прав он был,
когда сказал, что умиротворенность окружающего нас пейзажа была только
миражем, и что объяснение магов наносит такой удар, который никто не
способен парировать. Я слышал объяснение магов, и я испытал его основные
моменты, и теперь я находился тут, более обнаженным и более беспомощным, чем
за всю свою жизнь. Ничто из того, что я когда-либо сделал, ничто из того,
что я когда-либо воображал не могло сравниться с болью и одиночеством этого
момента.
Объяснение магов содрало с меня даже мой разум. Дон Хуан опять был
прав, когда говорил, что воин не может избежать боли и печали, а избегает
только индульгирования в них. В этот момент моя печаль не вмещалась ни в
какие рамки. Я не мог вынести прощания с теми, кто разделял со мной повороты
моей судьбы. Я сказал дону Хуану и дону Хенаро, что я обещал одному человеку
умереть вместе, и что мой дух не может вынести того, что остается один.
- Мы совершенно одиноки, Карлитос, - сказал дон Хенаро мягко. - это
наше условие.
Я ощутил в своем горле боль своей привязанности к жизни и к тем, кто
был близок мне. Я не хотел прощаться с ними.
- Мы одиноки, - сказал дон Хуан. - но умереть одному - это не значит
умереть в одиночестве.
Его голос звучал приглушенно и сухо, как покашливание. Паблито тихо
плакал. Затем он поднялся и заговорил. Это не было набором слов или
исповедью. Чистым голосом поблагодарил он дона Хуана и дона Хенаро за их
доброту. Он повернулся к Нестору и поблагодарил его за то, что тот дал ему
возможность заботиться о нем. Он вытер свои глаза рукавом.
- Что за прекрасная штука было быть в этом прекрасном мире! В это
чудесное время! - воскликнул он и вздохнул. Его настроение было
захлестывающим.
- Если я не вернусь, то я прошу вас, как о высшем благодеянии помочь
тем, кто делил мою судьбу, - сказал он дону Хенаро.
Затем он повернулся к западу в направлении своего дома. Его поджарое
тело сотрясалось от слез. Он подбежал к краю утеса с вытянутыми руками, как
бы собираясь обнять кого-то. Его губы двигались, он как бы говорил тихим
голосом.
Я отвернулся. Я не хотел слышать, что говорит Паблито. Он вернулся
назад туда, где мы сидели, плюхнулся рядом со мной и повесил голову.
Я не мог сказать ничего. Но затем какая-то внешняя сила овладела мной и
заставила меня встать, и я тоже высказал свои благодарности и свою печаль.
Мы затихли снова. Северный ветер тихо посвистывая дул мне в лицо. Дон
Хуан посмотрел на меня. Я никогда не видел в его глазах столько доброты. Он
сказал мне, что воин прощается, благодаря всех тех, кто сделал ему что-то
доброе или оказал участие. И что я должен выразить свою благодарность не
только им, но также и тем, кто заботился обо мне и помогал мне на моем пути.
Я повернулся на северо-запад к Лос-Анжелесу, и вся сентиментальность
моего духа вылилась наружу. Что за очистительное облегчение было произнести
свои благодарности!
Я сел опять. Никто не смотрел на меня. - воин признает свою боль, но не
индульгирует в ней, - сказал дон Хуан, - поэтому настроением воина, который
входит в неизвестное, не является печаль. Напротив, он весел, потому что он
чувствует смирение перед своей удачей, уверенность в том, что его дух
неуязвим и превыше всего полное осознание своей эффективности. Радость воина
исходит из его признания своей судьбы и из его правдивой оценки того, что
лежит перед ним.
Последовала долгая пауза. Моя печаль была чрезмерной. Я хотел
что-нибудь сделать, чтобы вырваться из этой подавленности.
- Свидетель, пожалуйста, сдави свой ловец духов, - сказал дон Хенаро
Нестору. Я услышал громкий и очень смешной звук игрушки нестора. Паблито
истерически рассмеялся и точно так же дон Хуан с доном Хенаро. Я заметил
характерный запах и сообразил тогда, что Нестор пернул. Что было ужасно
смешным, так это выражение совершеннейшей серьезности на его лице. Он пернул
не для шутки, а потому что у него не было при себе его ловца духов. Он
помогал нам наилучшим образом, как только мог.
Все они отрешенно смеялись. Что за легкость была у них в смещении из
грустной ситуации в совершенно смешную.
Паблито повернулся ко мне внезапно. Он захотел узнать, не поэт ли я. Но
прежде, чем я успел ответить, Хенаро составил строфу:
- Карлитос спокоен и