чем он достиг
верха каменной стены. А если он спустился вниз, то его тоже можно было бы
видеть с того места, где я сижу.
Я спросил дона Хуана о местонахождении дона Хенаро. Он ответил, что тот
все еще стоит на каменной лестнице. Насколько я мог судить, на ней никого не
было, но дон Хуан опять и опять утверждал, что дон Хенаро все еще стоит на
скале.
Казалось, он не шутил. Его глаза были твердыми и смотрели в упор.
Отрывистым тоном он сказал, что мои чувства находятся не на том проспекте,
чтобы видеть, что делает дон Хенаро. Он приказал мне оборвать внутренний
диалог. Я мгновение пытался это сделать и начал закрывать глаза. Дон Хуан
бросился ко мне и потряс за плечи. Он прошептал, чтобы я удерживал глаза на
каменной лестнице.
Я ощущал сонливость, и слова дона Хуана как бы доносились издалека.
Автоматически я взглянул на лестницу. Дон Хенаро опять был там. Это меня не
заинтересовало. Полубессознательно я отметил, что мне трудно дышать, но
прежде чем я смог подумать об этом, дон Хенаро прыгнул на землю. Этот
поступок тоже не возбудил моего интереса. Он подошел ко мне и помог мне
подняться, держа меня за руку. Дон Хуан поддерживал меня за другую руку. Они
зажали меня между собой.
Затем один только дон Хенаро помогал мне идти. Он прошептал мне на ухо
что-то, чего я не понял, и я внезапно ощутил, что он дернул мое тело
каким-то странным образом. Он ухватил меня так сказать за кожу моего живота
и затащил меня на лестницу или может быть на другую скалу. Я знал, что
какую-то секунду я был на скале. Я мог бы поклясться, что это каменная
скала. Однако картина была столь мимолетна, что я не мог оценить ее в
деталях. Затем я ощутил, что что-то во мне поднялось, и я полетел назад. Я
испытал особое чувство тревоги или, возможно, физического неудобства.
Следующее, что я понял - это что дон Хуан говорит мне. Я не мог его понимать
и сконцентрировал свое внимание на его губах. Ощущение, которое я испытывал,
было подобно сну. Я пытался разорвать изнутри обволакивающий меня
пленкоподобный экран, который охватывал меня целиком, в то время как дон
Хуан пытался разорвать его снаружи. Наконец я действительно лопнул, и слова
дона Хуана стали действительно слышны, а их значение предельно ясно. Он
командовал мне выйти на поверхность самому. Я отчаянно пытался восстановить
свою трезвость, но безуспешно. Совершенно автоматически я удивлялся тому,
что это так трудно. Я старался заговорить сам с собой.
Дон Хуан, казалось, осознавал мою трудность. Он просил меня приложить
больше усилий. Что-то мешало мне вступить в свой знакомый внутренний диалог.
Казалось, какая-то странная сила делала меня сонливым и безучастным.
Я вновь боролся с ней до тех пор, пока не начал выдыхаться. Я слышал,
как дон Хуан говорит с мной. Мое тело невольно дернулось от напряжения. Я
чувствовал себя так, как будто я был схвачен и втянут в смертельную битву с
чем-то таким, что не давало мне дышать. У меня даже не было страха. Скорее
какая-то неконтролируемая ярость овладела мной. Моя ярость достигла такой
степени, что я рычал и визжал как животное. Затем мое тело было охвачено. Я
испытал потрясение, которое мгновенно остановило меня. Я опять мог нормально
дышать и сообразил тогда, что дон Хуан льет из своей фляги воду мне на живот
и на шею. Смачивая меня.
Он помог мне сесть. Дон Хенаро стоял на лестнице. Он позвал меня по
имени, а затем прыгнул на землю. Я увидел его падение на землю с высоты
около пятнадцати метров и испытал невыносимое ощущение в районе живота.
Такое же ощущение у меня бывало когда я падал во сне.
Дон Хенаро подошел ко мне и улыбаясь спросил, понравился ли мне его
прыжок. Я безуспешно пытался что-либо сказать. Он опять позвал меня по
имени.
- Карлитос! Следи за мной! - сказал он. Он взмахнул руками в стороны
четыре-пять раз, как бы набирая инерцию, а затем прыгнул и исчез из виду,
или я подумал, что он так сделал, или может быть он сделал что-то еще, для
чего у меня не было описания. Он был в шести-пяти футах от меня, а затем
исчез, как будто бы его втянула какая-то неконтролируемая сила.
Я чувствовал себя утомленным и безучастным. У меня было ощущение
безразличия, и я не хотел ни думать, ни говорить сам с собой. Я чувствовал
не испуг, а необъяснимую печаль. Я хотел плакать. Дон Хуан несколько раз
ударил костяшками пальцев меня по голове и засмеялся, как если бы все, что
случилось, было бы шуткой. Затем он потребовал, чтобы я разговаривал сам с
собой. Потому что на этот раз внутренний диалог был отчаянно нужен. Я
слышал,