Карлос Кастанеда

Сказки о силе 1974г

время спустя мы являемся целиком нагвалем. Мы

чувствуем затем, что для того, чтобы функционировать, нам необходима

противоположная часть того, что мы имеем. Тональ отсутствует, и это дает нам

с самого начала ощущение неполноты. Затем тональ начинает развиваться и

становится совершенно необходимым для нашего функционирования. Настолько

необходимым, что он замутняет сияние нагваля. Он захлестывает его. С того

момента как мы становимся целиком тоналем, мы уже ничего больше не делаем

как только взращиваем наше старое ощущение неполноты, которое сопровождало

нас с момента нашего рождения и которое постоянно нам говорит, что есть

другая часть, которая дала бы нам цельность.

С того момента, как мы становимся целиком тоналем, мы начинаем делать

пары. Мы ощущаем наши две стороны, но мы всегда представляем их предметами

тоналя. Мы говорим, что две наши части - это душа и тело, или ум и материя,

или добро и зло, бог или дьявол. Мы никогда не осознаем, однако, что просто

спариваем вещи на одном и том же острове, точно так же, как спаривать кофе и

чай, хлеб и лепешки, или чилийский соус и горчицу. Мы странные животные,

говорю тебе. Нас унесло в сторону, но в своем безумии мы считаем, что имеем

совершенный смысл.

Дон Хуан поднялся и обратился ко мне, как если бы он был оратором. Он

ткнул в меня указательным пальцем и заставил свою голову задрожать.

- Человек движется не между добром и злом, - сказал он смешным

риторическим тоном, хватая солонку и перечницу в обе руки. - его истинное

движение состоит между отрицательностью и положительностью.

Он уронил солонку и перечницу и схватил нож и вилку. - Вы не правы!

Никакого движения тут нет, - продолжал он, как бы отвечая самому себе. -

человек - это только ум! Он взял бутылку соуса и поднял ее. Затем он опустил

- Как ты можешь видеть, - сказал он тихо, - мы легко можем заменить ум

чилийским соусом и закончить все, сказав: "человек - это только чилийский

соус" такой поступок не делает нас более психически больными, чем мы есть.

- Боюсь, что я задал не тот вопрос, - сказал я. - может быть мы пришли

бы к лучшему пониманию, если я бы спросил, что особенного можно найти в

районе за островом.

- Нет способа ответить на это. Если я скажу "ничего", я только сделаю

нагваль частью тоналя. Все, что я могу сказать так это то, что за границами

острова находишь нагваль.

- Но когда ты называешь его нагваль, разве ты не помещаешь его на

острове?

- Нет. Я назвал его только потому, чтобы дать тебе осознать его

существование.

- Хорошо! Но разве то, что я осознаю это, не является той ступенькой,

которая превращает нагваль в новый предмет моего тоналя?

- Боюсь, что ты не понимаешь. Я назвал тональ и нагваль как истинную

пару. Это все, что я сделал.

Он напомнил мне, что однажды, пытаясь объяснить ему свою настойчивость

в том, чтобы во всем улавливать смысл, я говорил об идее, что дети, может

быть, не способны воспринимать разницу между "отцом" и "матерью", пока они

не разовьются достаточно в смысле обращения со значениями, и что они,

возможно, верят, что отец - это тот, кто носит штаны, а "мать" - юбки, или

учитывает какие-нибудь другие различия в прическе, размере тела или

предметах одежды.

- Мы явно делаем то же самое с нашими двумя частями, - сказал он. - мы

чувствуем, что есть другая сторона нас, но когда мы стараемся определить эту

сторону, тональ захватывает рычаги управления, а как директор он крайне

мелочен и ревнив. Он ослепляет нам глаза своими хитростями и заставляет нас

забыть малейшие намеки на другую часть истинной пары - нагваль.

День тоналя

Когда мы покинули ресторан, я сказал дону Хуану, что он был прав,

предупреждая меня о трудности темы, и что мой интеллектуальный багаж

оказался несоответствующим для того, чтобы я смог ухватить его концепции и

объяснения. Я предположил, что может быть, если я пойду в свою гостиницу и

прочитаю свои записки, мое восприятие предмета может улучшиться. Он

постарался успокоить меня, сказав, что я тревожусь о словах. Пока он

говорил, я испытал озноб и на мгновение почувствовал, что действительно есть

какая-то другая часть меня самого.

Я заметил дону Хуану, что испытываю какое-то необъяснимое ощущение. Мое

заявление явно возбуждало его любопытство. Я рассказал ему, что подобные

ощущения бывали у меня и раньше, и что они, казалось, были секундными

провалами, перерывами в моем потоке сознания. Они всегда проявлялись как

толчок в моем теле, за которым следовало ощущение, что я как бы зависаю.