Карлос Кастанеда

Сказки о силе 1974г

Я заметил, что ладони

моих рук и подошвы моих ног горят. Та же самая необычная жара появилась,

казалось, у меня в ноздрях и на веках.

- Что ты сделал, дон Хуан? - просил я умоляюще. Он не ответил, но

похлопал меня по груди и засмеялся. Он сказал, что люди очень хрупкие

существа, которые своим индульгированием делают себя еще более хрупкими.

Очень серьезным тоном он велел мне бросить чувство того, что я вот-вот

сгину. Но вытолкнуть себя за собственные границы и просто остановить

внимание на окружающем меня мире.

Мы продолжали идти очень медленным шагом. Моя занятость была

всепоглощающей. Я ничему не мог уделять внимание. Дон Хуан остановился и,

казалось, колебался, говорить ему или нет. Он открыл рот, чтобы что-то

сказать, но потом он, казалось, передумал, и мы пошли вновь.

- Случилось, что ты пришел сюда, - сказал он, резко поворачиваясь и

глядя на меня.

- Как это произошло? Он сказал, что не знает, и что единственное, что

он знает, так это то, что я выбрал это место сам. Наше непонимание стало еще

более безнадежным, когда мы продолжили разговор. Я хотел знать все этапы, а

он настаивал на том, что выбор места был единственной вещью, которую мы

можем обсуждать, а поскольку я не знаю, почему я его выбрал, то и говорить в

сущности не о чем. Он критиковал, не сердясь, мое желание рассматривать все

разумно, как ненужное индульгирование. Он сказал, что более просто и более

эффективно просто действовать, не подыскивая объяснения, и что разговаривая

о моем опыте и думая о нем, я его рассеиваю.

Через несколько моментов он сказал, что нам нужно покинуть это место,

потому что я его испортил, и что оно становится все более вредным для меня.

Мы покинули рынок и прошли до парка Алядема. Я был утомлен и плюхнулся

на скамейку. Только тогда мне пришло в голову взглянуть на свои часы. Было

двадцать минут одиннадцатого. Мне пришлось сделать действительное усилие,

чтобы сконцентрировать свое внимание. Я не помнил точного времени, когда я

встретился с доном Хуаном. Я подсчитал, что это было, должно быть, около

десяти, никак не более десяти минут заняло у нас пройти от рынка до парка.

Неуточненными оставались только десять минут.

Я рассказал дону Хуану о своих подсчетах. Он улыбнулся. У меня была

уверенность, что его улыбка скрывала его недовольство мною, однако на его

лице не было ничего, что бы могло выдать такое чувство.

- Ты считаешь меня безнадежным идиотом, не правда ли, дон Хуан?

- Ага, - сказал он и вскочил на ноги. Его реакция была столь

неожиданной, что я тоже вскочил одновременно с ним.

- Расскажи мне в точности, какие по твоему мнению я имею чувства, -

сказал он с ударением.

Я ощущал, что знаю его чувства. Казалось, я чувствую их сам. Но когда я

попытался высказать их, я ощутил, что понял, что не могу о них говорить.

Разговор требовал громадных усилий.

Дон Хуан сказал, что у меня еще недостаточно сил для того, чтобы

"видеть" его. Но я определенно могу видеть достаточно, чтобы самому найти

подходящее объяснение того, что случилось.

- Не смущайся, сказал он, - расскажи мне в точности, что ты "видишь".

У меня была внезапная странная мысль, очень похожая на те мысли,

которые мне обычно приходили в голову перед тем, как заснуть. Это была более

чем мысль. Полная картина - было бы лучшим названием ее. Я видел табло, на

котором были различные персонажи. Один был мужчина, сидевший прямо передо

мной на подоконнике. Пространство позади подоконника было расплывчатым, но

сам подоконник и мужчина были кристально ясными. Он смотрел на меня. Его

голова была слегка повернута влево, так что фактически он смотрел на меня

искоса. Я видел как движутся его глаза, чтобы удерживать меня в фокусе.

Правым локтем он опирался о подоконник. Рука его была сжата в кулак, а мышцы

напряжены. Слева от мужчины была другая картина на табло. Это был летающий

лев. То-есть голова и грива были львиными, а нижняя часть его тела

принадлежала курчавому белому французскому пуделю.

Я уже готов был остановить свое внимание на нем, когда мужчина издал

чмокающий звук губами и высунул голову и туловище из окна. Появилось все его

тело, как будто что-то его выталкивало. Секунду он висел, цепляясь за раму

кончиками пальцев, раскачиваясь как маятник, затем он отпустился.

Я испытал в своем собственно теле ощущение падения. Это не было

кувырканьем вниз, а было мягким снижением, а затем плавным парением. Человек

ничего не весил. Некоторое время он оставался на месте, а затем исчез из