личной
истории и сновидение. Он напомнил мне, что на первых этапах моего
ученичества он дал мне целый ряд особых методов для изменения моей
"личности". Я занес их в свои заметки и забыл о них на несколько лет, пока
не понял их важности. Эти особые методы были на первый взгляд крайне
эксцентричными способами соблазнить меня изменить мое поведение.
Он объяснил, что искусство учителя состоит в том, чтобы отклонить
внимание ученика от основных моментов. Наглядным примером такого искусства
был тот факт, что я не понимал до этого дня важнейшего момента того, что он
трюком завлек меня в учение - действовать не ожидая наград. Он сказал, что
параллельно с этим он переключил мой интерес на идею "видения", которая,
если ее правильно понять, была действием непосредственно связанным с
нагвалем. Действием, являющимся неизбежным результатом учения, но
недостижимой задачей, как задача сама по себе.
- Какой был смысл такого трюка со мной? - спросил я. - Маги убеждены,
что все мы являемся грудой никчемности, - сказал он. - мы никогда не сможем
по своей воле отдать свой бесполезный контроль. Поэтому с нами нужно
действовать путем трюков. Он рассказал, что заставив меня сконцентрировать
свое внимание на псевдозадаче обучения "видеть", он успешно выполнил две
вещи. Во-первых он наметил прямое столкновение с нагвалем, не упоминая о
нем, а во-вторых, он трюком заставил меня рассмотреть реальные моменты его
учения как несущественные. Стирание личной истории и сновидения никогда не
были для меня настолько важными как "видение". Я рассматривал их как очень
развлекательную деятельность. Я даже считал, что эта такая практика, которая
дается мне с наибольшей легкостью.
- Наибольшая легкость, - сказал он насмешливо, когда он услышал мое
замечание. - учитель ничего не должен оставлять случаю. Я тебе говорил, что
ты прав в том смысле, что тебя надувают. Проблема состояла в том, что ты был
убежден, что надувательство было направлено на то, чтобы одурачить твой
разум. Для меня этот трюк означал отвлечь твое внимание или уловить его как
это требовалось.
Он взглянул на меня, скосив глаза и указал на окружающее широким
движением руки.
- Секрет всего этого - это наше внимание, - сказал он. - Что ты имеешь
в виду, дон Хуан?
- Все это существует только из-за нашего внимания. Тот самый камень,
где мы сидим, является камнем потому, что мы были вынуждены уделить ему
внимание как камню.
Я хотел, чтобы он объяснил мне эту мысль. Он засмеялся и погрозил мне
пальцем.
- Это пересказ, - сказал он. - мы вернемся к этому позднее.
Он убедительно объяснил, что из-за его обходного маневра я стал
заинтересованным в стирании личной истории и сновидении. Он сказал, что
эффекты этих двух техник были совершенно разрушительными, если они
практикуются полностью, и что тут его забота, как забота каждого учителя,
была не дать своему ученику сделать что-либо такое, что бросит его в сторону
или в мрачность.
- Стирание личной истории и сновидения должны быть только помощью -
сказал он. - для смягчения каждому ученику необходимы сила и умеренность.
Вот почему учитель вводит путь воина или способ жить, как воин. Это клей,
который соединяет все в мире мага. Мало-помалу учитель должен выковывать и
развивать его. Без устойчивости и способности держать голову над водой,
которыми характеризуется путь воина, невозможно выстоять на пути знания.
Дон Хуан сказал, что обучение пути воина было таким моментом, когда
внимание ученика скорее улавливалось, чем отклонялось. И что он уловил мое
внимание тем, что сбивал меня с моих обычных обстоятельств жизни каждый раз,
когда я навещал его. Наши хождения по пустыне и горам являлись средством
выполнить это. Его маневр изменения контекста моего обычного мира путем
вождения меня на прогулки и на охоту был другим моментом его системы,
которого я не заметил. Сопутствовавшая перестановка в мире означала, что я
не знал концов, и мое внимание было сконцентрировано на всем, что делал дон
Хуан.
- Каков трюк, а? - сказал он и засмеялся. Я засмеялся с испугом. Я
никогда не подозревал, что он настолько все осознает. Затем он перечислил
свои шаги в руководстве моим вниманием и уловлении его. Когда он закончил
свой отчет, он добавил, что учитель должен брать в соображение личность
ученика, и что в моем случае он должен был быть осторожным из-за того, что в
моей природе было много насилия, и я в отчаянии не смог бы ничего лучшего
придумать, как убить самого себя.
- Что ты за противоестественный человек, дон Хуан? - сказал