Вадим ПАНОВ

Войны начинают неудачники

богатый жизненный опыт.

- А как с воспитанием у этого игрока? - спросил майор. - Он не мог уйти в криминал?

- Ни в коем случае. Слишком мелко для него.

- Вчера ночью, - сказал Корнилов, медленно подбирая слова, - ваш специалист по деликатным миссиям уложил на Ленинском проспекте одиннадцать человек.

- Одиннадцать? А сколько было всего?

- Одиннадцать и было.

- Тогда все в порядке.

- Он опасен, Генрих Карлович.

Старик отрицательно покачал головой:

- Нет. Но даже если произойдет нечто экстраординарное, мы сумеем его нейтрализовать.

- И все-таки я бы очень хотел поговорить с этим человеком.

- Найди и поговори, - предложил старичок. - Извини, Андрюша, но здесь я тебе не помощник. Хочу только добавить, что тот, с кем ты планируешь побеседовать, объявлен в бессрочный розыск в шести странах мира. Причем ищут его по имени и внешним данным, которые давно изменились. Он не оставляет следов. Но даже если тебе повезет, система его прикроет.

- "Очень ценный игрок"?

Старичок улыбнулся:

- Система - это навсегда.

- Как его имя? - понимая, что вряд ли услышит ответ, тем не менее спросил Корнилов.

- Этого я не скажу. И еще один совет, Андрюша: не подавай официальный запрос в Генштаб. Сегодня утром я убрал из личного дела Лебедева все ненужные подробности. Больше того, что я рассказал, ты не узнаешь.

Старичок поднялся, но не ушел:

- У меня к тебе просьба, Андрюша.

- Да, конечно, - Корнилов тоже встал. - Я вас слушаю.

- Я хотел бы забрать тело Игоря, - тихо сказал Генрих Карлович. - Он должен быть похоронен с воинскими почестями.

- Завтра, - майор откашлялся. - Пусть ваши ребята приедут завтра.

- Хорошо. - Старичок отбросил в сторону прутик и, не прощаясь, направился в сторону улицы.

Оставшись один, Корнилов прикурил сигарету и, глядя на тонкий вьющийся дымок, тихо покачал головой. Опять пустышка. Система не выдает своих, а значит, о спецназовском следе можно позабыть. Андрей достал из кармана пакетик с обсидиановым ножом и снова, в какой уже раз, задумчиво повертел его в руках.

***

Частная фотостудия

Москва, улица Плющиха, 27 июля, вторник, 14:50

Дверь в студию Марина нашла легко. Тяжелая, металлическая, обитая черным кожзаменителем и украшенная наглым круглым глазком, она находилась в торце старого, сталинского дома. Справа от нее, на стене, было нацарапано короткое английское ругательство, и Марине стало чуточку обидно за москвичей. В ее родном городе предпочитали ругаться по-русски, что получалось куда весомее и разнообразнее. Она поправила блузку, вздохнула и решительно нажала на кнопку звонка.

Дверь открылась сразу же. Мужчина на пороге внимательно посмотрел на девушку и широко улыбнулся:

- Марина?

- Да, здравствуйте.

- Я - Алик. Проходи.

Девушка была немного разочарована. Запомнившийся ей приятный баритон оказался самой яркой черточкой фотографа. В остальном хозяин студии был чуть более толст, чуть более лыс и чуть ниже ростом, чем она предполагала. К тому же он был одет в поношенные джинсы и белую майку, оставляющую открытыми круглые белые плечи.

Девушка неуверенно шагнула в полумрак коридора.

- Осторожнее, здесь ступеньки.

- Спасибо, - Марина едва не слетела с небольшой лестницы.

Студия помещалась в полуподвальном помещении. В трубах, тянущихся вдоль коридора, журчала вода, а в темном углу что-то подозрительно шуршало.

- Я думала, что вы в мансарде работаете.

- Это важно художникам, - объяснил Алик. - Свет, понимаешь. А фотографам проще, свет все равно искусственный.

- Понимаю.

Они прошли по длинному коридору, уставленному старой пыльной мебелью, и оказались в просторном ярко освещенном помещении с небольшим подиумом у девственно белой стены.

- Располагайся, - мужчина неуверенно помялся. - Будешь кофе?

- Да, спасибо.

- Я сейчас, - он вышел в соседнюю комнату. - Чувствуй себя как дома.

Марина поставила чемодан рядом с диваном и огляделась. Несколько профессиональных камер, расставленных на штативах у подиума, и мощное осветительное оборудование вызвали у нее уважение. Она робко провела пальцем по матовому боку самого большого фотоаппарата и покачала головой. В столь серьезной студии девушка оказалась впервые. Кроме оборудования, дивана, маленького журнального столика и нескольких кресел, в комнате ничего не было, зато свободные стены были щедро украшены фотографиями, вызвавшими у девушки повышенный