Вадим ПАНОВ

Войны начинают неудачники

с одной как-то заночевал...

Проклятье. Любомир застонал, голоса охранников растаяли, превратившись в слабый, едва различимый шум.

Все думают об одном и том же. Все разговоры сводятся к одному и тому же, к одному и тому же. Кто с кем спит? Как? Что при этом чувствует? Мерзавцы, подонки. На колдуна накатила волна дикого бешенства, хотелось ворваться в дежурку, увидеть вытянувшиеся лица этих обезьян и сорвать с них кожу, вывернуть их внутренности, насладиться гаснущей в глазах жизнью, окунуться в жаркую, горячую кровь, успокоить сердце, избавиться от гнетущего холода.

Столик с инструментами, повинуясь неосознанному импульсу колдуна, снова терся у колена. Любомир не глядя взял с его спины тонкий, хищно изогнутый скальпель и резко провел по запястью. На ране мгновенно выступила кровь. Несколько секунд колдун бессмысленно смотрел на нее, а затем медленно поднес руку ко рту и слизнул солоноватую жидкость. Рана быстро затягивалась. В голове просветлело. Но не настолько, чтобы стало хорошо. Требовалось большее, намного большее.

- Телефон! - отрывисто приказал Любомир.

Плевать на осторожность.

Столик куда-то сбегал, а когда вернулся, поверх инструментов лежала маленькая черная трубка. Колдун взял ее в руку и набрал номер:

- Птиций.

- Я вас узнал, - осторожно ответил управляющий. - Чем могу помочь?

- У тебя есть что-нибудь для меня?

- Конечно.

- Готовься. Сегодня, приедет Секира.

Лабиринт

Москва, где-то под землей, 28 июля, среда, 02:16

В Москве всегда копали много и с удовольствием. С тех пор, как на этой земле вырос первый дом, сотни маленьких трудолюбивых людей ловко высверливали, выбивали, взрывали и рыли, рыли, рыли ее, пока не создали под городом огромный, испещренный многочисленными ходами, тоннелями, бункерами, реками, озерами и пещерами Лабиринт. Новые уровни уводили его все ниже под землю, новые коридоры переплетались со старыми, и уже никто не мог точно описать эти катакомбы. Да и не хотел. Немногие смельчаки рисковали пробираться в чрево чудовища. Люди, как это часто бывает, стали бояться творения своих рук.

И Лабиринт зажил собственной жизнью. В него пришла цивилизация: электричество и метро. Появилась своя флора: плесень, грибы, водоросли, и фауна: крысы, мокрицы, бродяги и даже разумные обитатели - осы. Никто уже не мог точно сказать, когда в Лабиринте завелось это небольшое полудикое племя одиноких охотников. Осы лазали по Лабиринту в поисках к пропитания для себя и своих крыс, слагали диковинные заунывные баллады и очень редко выбирались на поверхность. В свое время они претендовали на мировое господство, но в годы Второй Войны Подземелий им был преподан небольшой урок, и крысоловы стали значительно скромнее. Жителей Тайного Города они удивляли живучестью и неразборчивостью в еде. Ходили и слухи, что осы могут питаться чем угодно, вплоть до химических отходов.

- До Киевского далеко, - бурчал идущий впереди охотник. - Стая давно не кормлена, но Чуя обещал. А если Чуя обещал, он всегда держит свое слово.

Вокруг деловито сновали крысы, тщательно обнюхивающие и оглядывающие темный коридор. Нытье охотника их не раздражало. Чуя замолчал, но буквально через два шага завыл:

И, блуждая во мгле, он увидел звезду,

Это было невиданным чудом.

Я иду к тебе, брат.

Я иду, я иду...

Рождалась очередная баллада.

Уговорив Чую проводить его до Киевского вокзала, Кортес получил лучшего в Лабиринте проводника, но в то же время потрясающего зануду. Привыкший к одиночеству, ос комментировал все происходящее вокруг и уже четыре раза принимался складывать новую балладу. Пока Кортесу удавалось блокировать эти попытки. Артем повернулся к бредущему рядом наемнику:

- Они все такие высокопарные?

Тот посмотрел на оса и, убедившись, что маленький крысолов достаточно далеко, шепотом ответил:

- У них не очень сложный мозг. Вот они и компенсируют это словоблудием.

- Понятно, - Артем зевнул.

- Нам еще повезло, что это Чуя, - продолжил Кортес, - у него и стая хорошо дрессирована, и меня он знает.

- А если кто другой?

- Могли бы возникнуть неприятности, - пожал плечами наемник. - Крысы в еде неразборчивы.

Прошло несколько мгновений, и до Артема дошло:

- Они что, едят людей?

- Все мы кого-то едим.

Артем не нашелся, что ответить, но теперь худосочная фигура крысолова вызывала у него непростые чувства. Кортес понял, что переборщил: