Панкратов В.П.

Дискурсивный мир (Часть 1)

Типичный пример

тому - парадоксы теории относительности. Если продолжать двигаться в этом

направлении, т.е. учитывать в определениях мнения все новых и новых

наблюдателей, находящихся во все более разнообразных условиях наблюдения,

то, в конце концов, всякая определенность конкретной вещи будет утеряна -

все сольется в единое, многоликое нечто (то же всеобобщающее сущее). Поэтому

целесообразно выделить лишь два полярных варианта определения: максимально

широкий - сущее и максимально узкий - конкретный набор проявлений,

воспринимаемых конкретным наблюдателем. Любые промежуточные варианты

оказываются расплывчатыми и нестрогими. Это, конечно, не исключает

возможности их использования - по крайней мере, проблема коммуникации

разумных наблюдателей без подобных определений не разрешима. Но мы

увлеклись. В гносеологические вопросы не стоит погружаться до тех пор, пока

не составлено более-менее четкое представление об онтологическом аспекте

мироздания. Поэтому прервем преждевременно начатое обсуждение процесса

становления сложного (системного, коллективного) наблюдателя и подчеркнем

наиболее важный вывод из вышесказанного: 1.4. БЫТИЕ ОТНОСИТЕЛЬНО

Рассмотренная трактовка бытия допускает ситуацию, когда одно и то же нечто

существует для одного наблюдателя и не существует для другого - у нас нет

оснований для введения жесткого ограничения: если существуешь для одного, то

существуешь и для всех. Иначе говоря, из этой трактовки вытекает принцип

'относительности существования'. Этот принцип - та палочка-выручалочка,

которая позволяет нам выбраться из тупика, связанного с невозможностью

существования сразу нескольких миров. Становится ясным, что любой мир, по

сути являющийся одной огромной 'вещью', может существовать лишь для своего,

вполне определенного наблюдателя. Для другого же будет существовать другой

мир. Это не значит, что нечто, существующее в одном мире, не может

существовать в другом - одни и те же проявления могут регистрироваться

разными субъектами. Из сказанного следует, что само существование мира, как

и всякого нечто, тесно связано с понятием 'наблюдатель', невозможно без него

и, поэтому, имеет относительный, субъективный характер. Эта идея - жесткая

привязка мира к конкретному наблюдателю - не может не вызвать протеста, еще

большего, чем в случае отказа от существования 'вещи в себе'. Разве исчезнет

мир, если умрет, к примеру, мой сосед? Мир этого соседа - возможно (об этом

надо было бы спросить соседа). Но, как говорится, есть мир и есть мир. То,

что мы привыкли называть миром, это не мир конкретного человека. Как минимум

его следовало бы отождествить с миром наблюдателя, имя которому

'человечество' (это имя мы уже упоминали). Оставаясь частичкой этого

человечества, каждый из нас (или, во всяком случае, очень многие)

непоколебимо верит в объективность (в смысле - существование, независимое от

субъекта) указанного мира. Еще бы, факт, как говорится, налицо - другие

исчезают, а для нас, остающихся, практически ничего не меняется. Ну так

давайте и остановимся на том, что мы знаем достоверно - мир остается

неизменным и 'объективным' лишь для тех, кто не потерял с ним связи, мнения

же 'выпавших' из системы, равно как и наблюдателей, принципиально отличных

от нас, мы просто не знаем! Утверждать, что мир объективен, а следовательно,

и одинаков, хотя бы в основных своих чертах, для любых наблюдателей, мы не

имеем права по той же причине, по какой жилец, никогда не покидавший наглухо

закрытого дома, не может утверждать, что тот выглядит одинаково и снаружи, и

изнутри. Пожалуй, пример с жильцом-домоседом удачно отражает господствующее

ныне мировоззрение. Если предыдущие рассуждения читателю убедительными не

показались, быть может, эта аналогия поможет делу! Не имея опыта проживания

в других мирах (или не помня его) все мы с готовностью уподобляемся

затворникам, запершимся в тесной комнате и утверждающим, что все живущие

видят именно эти стены (читай - 'законы природы', ограничивающие наши

возможности). Указывая на одежду, сброшенную вышедшим наружу соседом, они

торжественно провозглашают: 'Вот доказательство нашей правоты! Это останки

того парня, которого все мы прекрасно знали. Он умер, но вокруг ничего не