Семир

Юг Индии

лестница ведет на крышу перед башенкой третьего этажа, где находится спящий Вишну: и его имя — 'Нараяна', высшая ипостась Творца, плавающего в океане безвременья и бесконечности. Мантра 'Ом намо Нараяна' — которую можно перевести так: 'я чту энергию Творца в виде вечного и безбрежного Абсолюта' — наверное, самая известная мантра Индии (более универсальная, чем мантры в честь её героев: 'Харе Кришна, харе Рама' или 'Ом, Саи-Рам'). Хотя, конечно, в Индии бесконечное количество мантр, на порядок большее, чем число христианских молитв своим святым.

На вход к алтарям продаются билетики по 2 рупии; при этом в первых двух священники служат пуджу, как только скапливается несколько верующих. И в конце благословляют их короной — я в этом увидела что-то христианское (может, это заимствование последних веков?). На третьем этаже у алтаря священника нет, а на балконе перед башенкой люди усаживаются медитировать. Когда я прошла в эту небольшую башенку вместе с Сияной, туда подошли молодые женщины с детьми её возраста. Они объяснили что-то детям про Бога — совсем как наши интеллигентные христианки! — и прочли мантры. Дети обежали вокруг алтарной комнаты по узенькому коридорчику и потом пошли гулять по крыше храма, ниже балкона для медитации, откуда был хороший вид на город и звездное небо с Луной.

Мы с моей спутницей сели на этот уютный балкон, решив использовать его по назначению, пока Яся оставалась с детьми, но она вскоре куда-то пропала. Я уже было испугалась, потеряв её в таком количестве народа: спустилась внутрь главного помещения и стала с балкона второго этажа отчаянно смотреть вниз на всех входящих и выходящих. Однако она оказалась у центрального алтаря и вновь глядела на стоящего Вишну. В боковом пределе храма Вишну, как и в храме Менакши, мы видели благословлявшего народ живого слона. А периметру вдоль квадратных стен храмового комплекса, под открытым небом находились ещё алтари, к которым текла нарядная толпа индусов.

Покинув это радостное место, мы хотели для полного счастья купить на ужин помидоров, но рынка не нашли; лишь взяли кукурузы на телеге прямо у храма и на обратной дороге выпили кофе с мягкими булочками, тут же обжаренными на масле. А нашли ещё храм: небольшой, но чистый и приятный, и мое семейство без колебаний устремилось к нему. Все статуи главных богов в его трех внутренних комнатах были: металлические и украшенные одеждой, а во дворе стояло дерево с алтарем каменного Ханумана и другими статуями. Там был и второй этаж, который священнослужитель собирался открыть по просьбе пришедших индусов.

'Знаешь, почему в Индии все люди верующие, а у нас нет?'— спросил мой ребенок, посетив храмы Мадурая. 'Почему?'— удивилась я столь глобальному выводу. 'Потому что у них столько богов — а у нас только один Христос!'

Я ответила, что и у нас много святых, и некоторые слились с древними богами: Илья-Пророк — это Перун, или Параскева Пятница — это Макошь. Но у нас нет такого ежедневного праздника. И если уста младенца говорят, что в недостатке веры виновата эмоциональная узость христианства,— что тут сказать? Мне ведь тоже в детстве, когда я решила прочесть случайно обнаруженное в деревне Евангелие, не хватило в нем красочности. Вероятно, нашу религию не изменить: и уже никогда не раскрасить теми красками, в которые её красило ещё средневековье. Но если её будущее — утеряв многоликость жизни, стать такой же бедной и безликой, как современные многоэтажные кварталы, в которых она возродилась,— она исчезнет, как и они, при очередном масштабном строительстве или капитальном ремонте. Ведь не век же людям воспринимать мир через окна прямоугольных коробок?

И как можно одной рождественской сказкой исчерпать мудрость мифов? А другие наши сказки остаются больше интеллектуальным воспитанием, за бортом святого. Хотя, конечно, наши сказки: детские сказки советских времен — куда духовнее современных западных. В них есть вера в прекрасное будущее, в доброту смирения и долг соучастия, а не только в силу и ловкость. Популярным ныне западным программам механического развития ребенка к логике и комбинаторике не мешало бы это добавить. И взрослым стоило бы добавить к знанию, что Бог один (един), понимание, что он многолик. Это очевидно для мифолога, изучавшего, как издревле смешивались и взаимопроникали разные формы божеств.— Это иллюстрируют и окрестности Мадурая.

ГОРНЫЕ ОКРЕСТНОСТИ МАДУРАЯ