отдать им должное, они преуспели.
Картины вокруг алтарей аккуратно описывают биографию Кришны, Арждуны и других героев. Моя дошкольница-дочка могла рассматривать их бесконечно. 'Это что?'— спрашивала она, глядя на зевнувшего младенца, у которого изо рта была видна вся Вселенная,— или старца, возлежащего на стрелах, насквозь пронзивших его тело. 'Это я тебе дома прочту.' Мне хотелось перед отъездом взять с собой 'Махабхарату' в детском изложении , но я не сделала этого из-за веса. Юный герой Кришна, там, правда, выведен совсем бандитом, направо и налево расправлявшимся с асурами-людьми и асурами-животными. Зато понятно, что этот молодой кшатрий, с младенчества умевший доказать свою божественную суть также и другими, более мягкими методами (чему посвящена первая картинка), был не лишен стратегического предвидения и основал доселе сохранившийся город Двараку. А брахманы-учителя: такие, как учитель боевых искусств Дрона — или Бхишма, изображенный на второй картинке,— откровенно вызывают уважение.
Бхишма — сын Ганги: его мать, рождавшая богов Васу, которым по проклятию отшельника было дано однажды воплотиться на этой земле, топила своих сыновей в реке по их просьбе сразу после рождения, подобно греческой Фетиде. Лишь одного она оставила отцу и вернулась в свою родную стихию. Отец Бхишмы: царь — захотел жениться второй раз: но отец будущей невесты требовал, чтобы её будущий сын унаследовал трон, в обход старшего брата. Узнав о затруднениях отца, Бхишма принес обет безбрачия, отказавшись от царской власти. И после смерти отца, верный своему обету, устраивал судьбу его потомков.
Но разногласия все же возникли: между сыновьями двух родных братьев: царствовавшей династией кауравов, и пандавами, которых те изгнали из царства. Во время их сражений, описанных в 'Махабхарате', прадед Бхишма и наставник Дрона по долгу статуса кво оставались с кауравами, хотя их любимец Арджуна был среди пандавов. Между схватками единоборств пробравшись во вражеский лагерь, пандавы просили их благословения на битву, глубоко переживая, что приходится с ними воевать. Бхишма благословил их и, сражаясь во всю силу, как предводитель войска кауравов, пал смертью героя — о чем и напоминает картинка на стене храма.
Про Дрону, учителя кауравов и пандавов в военном деле, можно добавить, что в древней Индии брахманы обычно не брали в руки оружие — отчего убийство брахмана считалось тяжелейшим грехом, как убийство безоружного человека. Однако брахмана, который сам вступает в битву, убивать не запрещалось. А мудрец Дрона заранее знал, кому суждено его убить,— и на совесть хорошо обучил его воинскому искусству, чтобы оставить о себе достойную память.
'Махабхарата' раскрывает кодекс чести, не менее интересный, чем рыцарский или самурайский, потому что он тесно переплетается с религиозной нравственностью и совершенством в йоге. И кодекс этот таков, что боги не могут героям в их просьбах, ни герои богам — хоть бы это угрожало их жизни и делу их жизни. А герои владеют как обычным, так и божественным оружием. Так, Арджуна, четыре месяца притаясь лишь опавшими листьями и праной на вершине горы, получил от Шивы оружие, которым тот разрушает мир в конце времен. Но Шива сказал, что применять его против слабого противника нельзя — опасно для мира в целом. И Арджуна, как сын громовержца Индры, сражался более обычным волшебным луком с неиссякаемыми колчанами стрел. Древняя мифология здесь проявилась в том, что Арджуна сражался с Карной, сыном Солнца-Сурьи, лишившимся защиты в силу своего великодушия (Индра в виде брахмана попросил у Карны его панцирь, и тот не мог отказать). В схватке Солнца и Дождя, как обычно, победили стрелы Дождя.
Архетипически, Карна — могучий герой, но погибает в силу неуниверсализма своих личных предпочтений: в чем главная слабость героического, творчески-солнечного архетипа. Арджуна же, как представитель юпитерианского архетипа, близок Шиве, как Богу богов. А если вернуться к детям, 'Махабхарата', как книга о правилах сражений, более интересна мальчикам. Девочкам же ближе 'Рамаяна' — где описаны законы любви.
От арки с колесницей Арджуны и Кришны ступени спускаются к Ганге, куда во время церемоний носят статуи богов. Пока Сияна играла в воде, а я любовалась горным пейзажем противоположного берега реки, рядом на ступенях сидел иностранец, который оказался парижанином. Он не сразу понял, из какого мы города: 'Санкт-Петербург? Ленинград? Ах да, вы все время меняете названия. Как и ЮАР, по политическим мотивам. Волгоград-Сталинград. Это очень неудобно.' Я ответила,