Карлос Кастанеда

Отделенная реальность (Часть 2)

женщину, и, если я был

сильным и решительным, я мог заставить ее оставить его в

покое. Таким образом, моя рука должна быть безупречной и

таким же - мое решение пронзить ее.

- Ты должен пронзительно закричать в момент выстрела, -

сказал он. - Это должен быть убедительный и пронзительный

выкрик.

Затем он сложил кучу из пучков бамбука и дров в десяти

футах от рамада его дома. Он велел мне опереться на эту

кучу. Положение было очень удобным. Я полусидел; моя спина

была хорошо подперта, и у меня был хороший обзор крыши.

Он сказал, что ведьме было еще слишком рано появиться и

что до темноты мы сможем сделать все приготовления; затем он

притворится, что он заперся в доме, для того, чтобы привлечь

ее и вызвать еще одно нападение на свою личность. Он велел

мне расслабиться и найти удобное положение, чтобы я мог

выстрелить без движения. Он заставил меня прицелиться на

крышу пару раз и заключил, что действие поднимание ружья к

моему плечу и прицеливание были слишком медленными и

нескладными. Затем он построил подпорку для ружья. Он сделал

два глубоких отверстия железным бруском, поместил в них две

рогульки и привязал длинную жердь между их развилинами.

Конструкция давала мне упор для стрельбы и позволяла держать

ружье нацеленным на крышу.

Дон Хуан посмотрел на небо и сказал, что ему было время

идти в дом. Он встал и медленно и спокойно пошел внутрь, дав

мне последнее предостережение, что мое старание не было

шуткой и что я должен был поразить птицу с первого выстрела.

После того, как дон Хуан ушел, всего лишь несколько

минут были сумерки, а затем стало совершенно темно.

Казалось, как будто темнота ждала до тех пор, пока я

останусь один, и внезапно спустилась на меня. Я пытался

сфокусировать мои глаза на крыше, которая вырисовывалась на

фоне неба; на время на горизонте было достаточно света,

поэтому очертания крыши были еще видимы, но затем небо стало

черным, и я едва мог видеть дом. Я сохранял свои глаза

сфокусированными на крыше часы, не замечая совсем ничего. Я

видел пару сов, пролетевших к северу; размах их крыльев был

совершенно удивительным, и их нельзя было принять за черных

дроздов. В определенный момент, однако, я отчетливо заметил

черную тень маленькой птицы, севшей на крышу. Это

определенно птица! Мое сердце начало сильно стучать; я

почувствовал гул в моих ушах. Я прицелился в птицу и спустил

оба курка. Раздался очень громкий выстрел. Я почувствовал

сильную отдачу ружейного приклада в мое плечо, и в тот же

самый момент я услышал очень пронзительный и ужасающий

человеческий крик. Он был громкий и жуткий и, казалось, шел

с крыши. У меня был момент полного замешательства. Затем я

вспомнил, что дон Хуан указывал мне закричать в момент

выстрела, а я забыл это сделать. Я подумал перезарядить мое

ружье, когда дон Хуан открыл дверь и выбежал. Он держал

керосиновую лампу. Он казался очень взволнованным.

- Я думаю, ты попал в нее, - сказал он. - мы должны

теперь найти мертвую птицу.

Он принес лестницу и велел мне залезть и посмотреть на

рамада, но я ничего не нашел там. Он влез и посмотрел сам, с

равно отрицательными результатами.

- Может быть, ты разнес птицу на куски, - сказал дон

Хуан, - в таком случае, мы должны найти, по крайней мере,

перья.

Сначала мы начали осматривать вокруг рамада, а затем -

вокруг дома. Мы осматривали при свете лампы до утра. Затем

мы снова начали осматривать всю площадь, которую мы покрыли

в течение ночи. Около 11.00 дон Хуан прекратил наши поиски.

Он сел удрученный, глуповато улыбнулся мне и сказал, что мне

не удалось прикончить его врага и что теперь, более, чем

когда-либо прежде, его жизнь не стоила крика совы, потому

что женщина была несомненно раздражена и жаждала отомстить.

- Ты в безопасности, однако, - сказал дон Хуан

уверенно, - женщина не знает тебя.

Когда я шел к своей машине, чтобы вернуться домой, я

спросил его, должен ли я уничтожать ружье. Он сказал, что

ружье не сделало ничего и что я мог вернуть его владельцу. Я

заметил глубокое отчаяние в глазах дона Хуана. При этом я

почувствовал такое волнение, что я собирался заплакать.

- Чем я могу помочь тебе? - спросил я.

- Ты ничего не можешь сделать, - сказал дон Хуан.

Мы молчали некоторое время. Я хотел уехать немедленно.