Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 2)

рыб и москитов. -- Нам уже недалеко до миссии? --

спросила я, повернувшись к Ирамамове.

Он не ответил и спустя мгновение, словно раздосадованный молчанием,

которого сам не захотел нарушить, дал мне знак идти дальше.

Я устала -- каждый шаг давался мне с трудом, хотя не припомню, чтобы мы

так уж много прошли в тот день. Услышав крик птицы, я подняла голову. С

ветки, словно гигантская бабочка спорхнул желтый лист и, боясь упасть и

сгнить на земле, прилип к моей ноге. Ирамамове выпрямил руку за спиной, ведя

мне замереть на месте, затем крадучись стал пробираться вдоль берега. --

Сегодня на ужин у нас будет мясо, -- шепнул он и растворился в неверном

свете. Тело его стало лишь черточкой на фоне мерцающей реки.

Улегшись на темный песок, я вначале смотрела, как на короткое время

вспыхнуло небо, когда земля поглотила солнце. Потом я допила остатки меда,

найденного утром Ирамамове, и уснула со сладостью на губах. Я проснулась от

потрескивания костра и перевернулась на живот. На небольшой решетке

Ирамамове поджаривал почти двухфутового агути.

-- Нехорошо спать по ночам без огня, -- сказал он, повернув ко мне

лицо. -- Тебя могут околдовать лесные духи.

-- Я так устала, -- и зевнув, я подвинулась ближе к огню. -- Я могла бы

проспать несколько дней кряду.

-- Ночью будет дождь, -- объявил Ирамамове и начал устанавливать вокруг

костра три шеста, опору нашего убежища. Я помогла ему накрыть хижину

банановыми листьями, которые он нарезал, пока я спала. Он подвесил гамаки

ближе к огню, чтобы мы, не вставая, могли подталкивать поленья в костер.

Сочное и нежное мясо агути напоминало по вкусу жареную свинину.

Недоеденные остатки Ирамамове подвязал к шесту высоко над огнем. --

Остальное мы съедим утром. -- И с довольной улыбкой он растянулся во весь

рост в гамаке. -- Оно даст нам силы, чтобы подняться в горы.

-- Горы? -- спросила я. -- Когда я шла сюда с Анхеликой и Милагросом,

на пути у нас были только холмы. -- Я наклонилась к Ирамамове. --

Единственный раз я поднималась в горы, когда возвращалась в шабоно с Ритими

и Этевой после праздника у Мокототери. Эти горы были недалеко от шабоно. --

Я коснулась его лица. -- Ты уверен, что знаешь дорогу в миссию? -- Что за

вопрос, -- ответил он, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Его щетинистые

брови вразлет расходились к вискам. На верхней губе виднелось несколько

волосков. Кожа на высоких скулах была туго натянута, от раскраски оното

остался едва заметный след. Словно раздраженный моим пристальным взглядом,

он открыл глаза; в них отражался свет костра, но взгляд не выражал ничего.

Я улеглась в гамак и провела пальцами по лбу и щекам, чтобы проверить,

не сошли ли и с моего лица нарисованные узоры. Завтра выкупаюсь в реке,

подумала я. И все мое беспокойство, а скорее всего, просто усталость,

исчезнет, как только я заново раскрашусь оното. Однако сколько я ни пыталась

приободриться, я не в силах была унять нарастающего недоверия. Мой разум и

тело напряглись в какомто смутном предчувствии, которого не выразить

словами.

Воздух стал зябким. Наклонившись, я подтолкнула полено ближе к огню.

-- В горах будет еще холоднее, -- негромко вымолвил Ирамамове. -- Я

приготовлю напиток из растений, который нас согреет.

Приободрившись от его слов, я начала усиленно и глубоко дышать, отгоняя

от себя всякие мысли, пока не перестала воспринимать ничего, кроме шелеста

дождя, прогретого дымом воздуха и запаха влажной земли. Так я и заснула

спокойным тихим сном до самого утра.

Утром мы искупались в реке и раскрасили друг другу лица и тела пастой

оното. Ирамамове дал мне четкие указания, какими узорами его раскрасить:

извивающаяся линия со лба должна была спускаться до челюстей и затем вокруг

рта; один круг между бровями, круги в уголках глаз и по одному на щеках. На

груди он захотел иметь волнистые линии, спускающиеся до пупка, а на спине --

прямые линии. Меня же он с чуть насмешливой улыбкой разрисовал с головы до

ног одинаковыми кругами.

-- Что они означают? -- нетерпеливо спросила я.

Ритими никогда меня так не раскрашивала.

-- Ничего, -- ответил он, смеясь. -- Просто так ты не выглядишь такой

тощей.

Поначалу подъем по узкой тропе был довольно легким.

В подлеске не было ни острой, как пила, травы, ни колючих кустов.