мышление этого существа само по себе. Но рассматривать мое
собственное мышление с другой точки зрения для меня нет пока ни малейшего
повода. Ведь я рассматриваю весь остальной мир с помощью мышления. Как же
мог бы я делать отсюда исключение в случае собственного мышления?
Таким образом я считаю достаточно оправданным то, что я в моем
рассмотрении мира исхожу из мышления. Когда Архимед изобрел рычаг, он
полагал, что с помощью его ему удастся перевернуть весь космос, случись ему
найти точку опоры для своего инструмента. Ему нужно было нечто такое, что
опиралось бы само на себя, а не поддерживалось бы чем-нибудь другим. В
мышлении мы имеем принцип, существующий сам собою. Попытаемся же отсюда
понять мир. Мышление мы можем постигнуть через него самого. Вопрос лишь в
том, можем ли мы через него охватить еще и что-либо другое.
До сих пор я говорил о мышлении, не принимая во внимание его носителя -
человеческое сознание. Большинство современных философов возразят мне:
прежде мышления должно существовать сознание. Поэтому нужно исходить из
сознания, а не из мышления. Нет мышления без сознания. Я должен отвести это
возражение следующим образом: если я хочу выяснить, каково отношение между
мышлением и сознанием, то мне придется поразмыслить об этом. Тем самым я уже
предполагаю мышление. Правда, на это можно ответить: если философ хочет
понять сознание, то он пользуется мышлением; лишь постольку он его и
предполагает в качестве предпосылки; но в обыкновенном течении жизни
мышление возникает внутри сознания и, следовательно, предполагает таковое
как свою предпосылку. Если бы этот ответ был дан Творцу мира, возжелавшему
бы сотворить мышление, то он, без сомнения, был бы оправдан. Разумеется,
нельзя дать возникнуть мышлению, не создав предварительно сознания. Но для
философа дело идет не о сотворении мира, а о понимании его. Поэтому он
должен искать исходных точек не для сотворения, а для понимания мира. Я
нахожу совершенно странным, когда философа упрекают в том, что он заботится
прежде всего о верности своих принципов, а не о предметах, которые он хочет
понять. Творец мира должен был прежде всего знать, как ему найти некую
несущую предпосылку для мышления, философ же должен искать надежную основу,
исходя из которой он может понять существующее. Какой нам будет толк, если
мы станем исходить из сознания и подвергать его мыслящему рассмотрению, если
мы до этого ничего не узнали о возможности получить разъяснение о вещах
посредством мыслящего рассмотрения? Мы должны сначала рассматривать мышление
совершенно нейтрально, без отношения к мыслящему субъекту или к мыслимому
объекту. Ибо в субъекте и объекте мы уже имеем понятия, образованные
мышлением. Нельзя отрицать, что, прежде чем все остальное может быть понято,
должно сначала быть понято мышление. Кто это отрицает, тот упускает из виду,
что, как человек, он не начальное звено творения, а его последнее звено.
Поэтому для объяснения мира через понятия нужно исходить не из первых по
времени элементов бытия, а из того, что нам дано, как ближайшее, как
интимнейшее. Мы не можем одним прыжком перенестись в начало мира, чтобы с
него начать наше рассмотрение, но мы должны исходить из настоящего момента и
прослеживать при этом, не можем ли мы от более позднего возойти к более
раннему. Пока геология разглагольствовала об измышленных переворотах, чтобы
объяснить нынешнее состояние земли, до тех пор она бродила ощупью во тьме.
Только когда она решила начать с исследования того, какие процессы в
настоящее время происходят еще на земле, и от них стала заключать обратно к
прошлому, она приобрела наконец под собой твердую почву. Пока философия
будет придерживаться всевозможных принципов, как-то: атом, движение,
материя, воля, бессознательное, - до тех пор она будет витать в воздухе.
Философ сможет прийти к цели, только начав рассматривать абсолютно последнее
как свое первое. Но это абсолютно последнее, достигнутое мировым развитием,
и есть мышление.
Есть люди, которые говорят: мы не можем установить с достоверностью,
правильно или неправильно наше мышление само по себе. Поэтому исходная точка
остается во всяком случае сомнительной. Это звучит столь же умно, как если
бы кому-либо пришло в голову усомниться: правильно ли дерево само по себе
или нет.