Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

из их познания, определяет свои поступки. Такими потребностями

являются: 1) возможно большее благо всего человечества исключительно ради

самого этого блага; 2) культурный прогресс, или нравственное развитие

человечества ко вс,е большему совершенству; 3) осуществление индивидуальных

нравственных целей, постигнутых чисто интуитивным путем.

Возможно большее благо всего человечества будет; естественно,

пониматься различными людьми различным образом. Вышеприведенная максима

относится не к определенному представлению об этом благе, а к тому, что

каждый отдельный человек, признающий этот принцип, старается сделать все,

что, по его мнению, максимально способствует благу всего человечества.

Культурный прогресс для человека, у которого с благами культуры

связывается чувство удовольствия, оказывается лишь частным случаем

предыдущего принципа морали. Ему приходится при этом мириться с гибелью и

разрушением многих вещей, также способствующих благу человечества. Но

возможно и то, что кто-либо усматривает и культурном прогрессе, помимо

связанного с ним чувства удовольствия, также и нравственную необходимость.

Тогда прогресс является для него особым моральным принципом - наряду с

предыдущим.

Максима всеобщего блага, а равно и культурного прогресса покоятся на

представлении, т. е. на том отношении, в какое мы ставим содержание

нравственных идей к определенным переживаниям (восприятиям). Но высший из

мыслимых принципов нравственности - это тот, который заведомо не содержит

никакого такого отношения, а проистекает из источника чистой интуиции и лишь

впоследствии ищет отношения к восприятию (к жизни). Предписание того, чему

надлежит быть желаемым, исходит здесь от другой инстанции, чем в предыдущих

случаях. Кто придерживается нравственного принципа всеобщего блага, тот при

каждом своем поступке станет сперва задаваться вопросом о том, способствуют

ли этому общему благу его идеалы. То же самое придется сделать и стороннику

нравственного принципа культурного прогресса. Однако существует и высший

принцип, не исходящий в каждом конкретном случае из определенной конкретной

нравственной цели, но придающий известную ценность всем максимам

нравственности и в каждом данном случае всегда спрашивающий - какой из

моральных принципов является здесь более важным. Может случиться, что в

одних условиях кто-либо сочтет правильным и сделает мотивом своего поведения

содействие культурному прогрессу, в других - содействие всеобщему благу, в

третьем случае - достижение собственного блага. Но когда все прочие

основания для принятия какого-либо решения отступают на второе место, тогда

на первый план выдвигается сама понятийная интуиция. Тем самым остальные

мотивы утрачивают свое руководящее значение, и мотивом действия служит

только его идейное содержание. Среди ступеней характерологической

предрасположенности мы назвали наивысшей ту, которая действует как чистое

мышление, как практический разум. Среди мотивов мы обозначили теперь как

наивысший понятийную интуицию. При более точном размышлении вскоре

выясняется, что на этой ступени нравственности побуждение и мотив совпадают,

т. е. на наше поведение не действует ни заранее определенная

характерологическая предрасположенность, ни внешний, принятый за норму

нравственный принцип. Таким образом речь идет уже не о шаблонном поступке,

совершенном по каким-либо правилам, а также и не о таком, который

автоматически выполняется человеком по внешнему толчку, но о таком, который

определяется исключительно своим идеальным содержанием.

Предпосылкой такого поступка является способность к моральным

интуициям. У кого нет способности в каждом отдельном случае переживать

особую максиму нравственности, тот никогда не достигнет и действительно

индивидуального воления.

Прямой противоположностью этого принципа нравственности является

кантовское: поступай так, чтобы правила твоего поведения могли иметь

значение для всех людей. Это положение - смерть для всех индивидуальных

побуждений к действованию. Решающее значение для меня может иметь не то, как

поступили бы все люди, а как следует поступить мне в индивидуальном случае.

Поверхностное суждение возразило бы, пожалуй, на эти мысли: каким