мы все чему-то учимся, когда напрягаем свой мозг и вспоминаем что-то важное, давно забытое.
Мне нужно было ему сразу и напрямик сказать, что сегодня я забыл свою ученическую шапочку и что я собираюсь подняться на эту гору пешком, так что спасибо и всего хорошего.
Моя жена не разделила моего веселья по поводу схватки с тем мальчиком. Она давно предполагала, что мальчик — живая часть моего существа, отвергнутая и беспризорная, нуждающаяся в том, чтобы её нашли и любили. В Шепарде она увидела союзника.
— Подумай, существует ли какая-нибудь причина, по которой Дикки мог бы тебя ненавидеть?
— Там было темно и холодно, как в тюремной камере. Если он полагает, что это я заточил его туда, а сам ушёл, оставив его в темноте беспомощного, то... — На некоторое время я сосредоточился на своих ощущениях. — Пожалуй, он мог быть немного расстроен этим.
— Расстроен? — она нахмурилась.
— Хорошо. Пожалуй, он бы охотно разрезал меня на мелкие кусочки и скормил крысам.
— Прав ли он? И не ты ли запер ту дверь?
Я вздохнул и положил голову ей на плечо.
— А мог ли я взять его с собой? Каждую неделю я встречаюсь с массой людей, в дополнение к тем, с которыми я встречался уже раньше. И завтра всё будет так же.
Должен ли я нынешний таскать его через всю эту толпу, заботиться о том, чтобы не смутить его чувства, ставить на голосование, чем мы займёмся сейчас...
Я и сам чувствовал, что это звучит так, будто я оправдываюсь.
— Толпа здесь ни при чём, — сказала она. — Но если ты полностью откажешься от него, прогонишь даже воспоминания о своём детстве, останется ли у тебя твоё прошлое?
— Я помню своё детство.
Я надулся. Я не сомневался, что она поймёт и то, что я не досказал. Как нечасто я вспоминал редкие оазисы в безжизненной пустыне моего детства.
Это должна была быть сказочная страна, но когда я оглядываюсь, она кажется пустой, как будто я проник в Настоящее по фальшивому паспорту.
— Расскажи мне сто своих воспоминаний, — попросила Лесли.
В её прошлом были свои чёрные дыры, детские приюты в её воспоминаниях представлялись статичными и безжизненными.
У неё не было никаких воспоминаний о том, откуда у маленькой девочки переломы, так хорошо заметные на рентгеновских снимках.
Тем не менее, её повседневная жизнь полна воспоминаний о тех временах, когда она была девочкой, и эти старые знания помогают ей решать сегодняшние проблемы и выбирать завтрашние.
— Устроит два?
— Хорошо, два.
— Я забыл.
— Давай, давай, ты можешь вспомнить, если захочешь.
— Я наблюдаю облака. Лежу на спине на пустыре за нашим домом, вокруг зеленеет дикая пшеница. Я вглядываюсь в небо, как в немыслимо глубокое море, облака плывут по нему — это острова.
—Хорошо, — сказала она. — Наблюдение за облаками. Дальше?
Но ведь, это важно, подумал я. Не пролистывай наблюдение за облаками, небо было моим прибежищем, моей любовью, оно стало моим будущим и остаётся моим будущим до сих пор. Не говори «дальше», небо для меня всё!
— Водонапорная башня, — сказал я.
— Какая ещё водонапорная башня?
— Когда я был маленький, мы жили в Аризоне. На ранчо, где стояла водонапорная башня.
— Что у тебя было связано с водонапорной башней? Почему ты вспомнил?
— Не помню. Наверное, потому, что вокруг не было ничего более примечательного, — предположил я.
— Хорошо. Ещё воспоминания?
— Уже два.
Она всё ждала, как будто надеялась, что я вспомню ещё что-то третье, после того, как рассказал два воспоминания вместо ста.
— Однажды, я провел весь день на дереве, почти до самой темноты, — сказал я, и решил, что сделал для неё даже больше, чем обещал.
— Зачем ты влез на дерево?
— Я не знаю. Ты хотела воспоминаний, а не объяснений.
Опять молчание. Ещё несколько образов я поймал в фокус дергающегося, скрипящего кинопроектора, каким мне представлялось моё детство, но и они были памятниками неизвестно чему: гонки на велосипедах с друзьями детства; маленькая скульптура смеющегося Будды.
Если я расскажу ей об этом и она попросит объяснить, что это значит, я ничего не смогу сказать.
— Трое из моих бабушек и дедушек умерли ещё до того, как я родился, а четвертый — вскоре после рождения. И мой брат тоже умер. Но ведь, ты это знаешь.
Это только статистика, а не воспоминания, подумал я.
Смерть брата Лесли опустошила её душу. Она никак не