Ричард Бах

Бегство от безопасности

могла поверить, что смерть моего брата не произвела на меня такого же сокрушающего воздействия. Но это правда, я почти не заметил этого события.

— Вот, пожалуй, и всё.

Я ожидал, что она снова скажет: как это так, смерть брата ты относишь к статистике и не называешь даже воспоминанием?

— Ты помнишь, как Дикки говорил, чтобы ты написал для него книгу?

Вопрос её прозвучал так невинно, что я догадался: она что-то задумала. Во всём, что произошло сегодня, я не видел предвестников конца света. Самое ужасное из всего этого — мальчик с огнемётом — было не более чем плодом моей фантазии.

— Не говори глупости, — сказал я. Как я мог это помнить?

— Вообрази, Ричи. Представь себе, что ты девятилетний мальчик. Твои бабушка и дедушка Шоу умерли, твои бабушка и дедушка Бахи умерли тоже, твой брат Бобби только что умер.

Кто следующий? Неужели тебя не ужасало, что завтра можешь умереть и ты? Неужели тебя не волновало твоё будущее? Что ты чувствовал?

Что она пытается мне сказать? Она знает, что меня это не волновало. Если возникает опасность, я пытаюсь от неё улизнуть. Если это не удаётся, я встречаю её лицом к лицу.

Ты либо планируешь, что делать завтра, либо борешься с тем, что есть сегодня; волноваться из-за чего-то — пустая трата времени.

Но, ради неё, я прикрыл глаза и представил, что я там, наблюдаю за девятилетним мальчиком и знаю, о чём он думает.

Я нашёл его сразу, закоченевшего в своей кровати, глаза плотно закрыты, кулаки сжаты. Он был одинок. Он не волновался — он был в ужасе.

— Если Бобби со своим светлым умом не смог пройти рубеж одиннадцати лет, то у меня тем более нет шансов, — я рассказал Лесли о том, что увидел. — Я знаю, что это глупость, но я уверен, что умру, когда мне будет десять.

Что за странное чувство, оказаться опять в моей старой комнате!

Двухэтажная кровать возле окна, верхняя койка всё ещё здесь после смерти Бобби; белая сосновая парта, её крышка попорчена быстротвердеющим суперцементом Тестора и лезвиями «Икс-Акто»; бумажные модели летящих комет подвешены на нитках к потолку.

Крашеные деревянные модели «Стромбекеров» расставлены на полках между книгами — на каждую были затрачены часы работы, и вот сейчас все они сразу всплыли в памяти: коричневая «JU-88 Сьютка», желтая «Пайпер Каб», «Локхид Р-38» (одно из крыльев его двойного хвоста сломалось при попытке запуска с верхней койки)...

Я совсем забыл, как много маленьких аэропланов было у меня в детстве. Грубые, из литого металла «Р-40» и «FW-190» стояли прямо на парте, рядом с лампой «гусиная шея».

— Загляни в эту комнату, — сказал я. — Как это мне удалось вспомнить всё так чётко? Все эти годы передо мной, как будто, стоял туман!

Стенной шкаф с двумя дверцами. Я знаю, там внутри набор для игры «Монополия», планшетка для спиритических сеансов, Кемми и Зибби, а также — зимние одеяла.

Осторожно, сплетённый из лоскутков коврик покрывает пол из твёрдого дерева, на нём можно поскользнуться, как на льду.

— Ты не хочешь поговорить с ним? — спорила Лесли.

— Нет. Я только посмотрю.

Почему я боюсь заговорить с ним?

Он носил джинсы и тёмно-красную фланелевую рубашку в чёрную клетку с длинными рукавами.

Какое юное лицо! Веснушки на носу и на скулах; волосы светлее, чем у меня, кожа смуглее — он постоянно на солнце. Лицо шире и круглее, слёзы катятся из-под плотно зажмуренных век. Славный мальчик, напуганный до смерти.

Ну, давай, Дикки, подумал я. Всё у тебя будет хорошо. Вдруг его глаза распахнулись, он увидел, что я смотрю на него, и открыл рот — закричать.

Я машинально ринулся назад, в своё время, и мальчик исчез для меня, должно быть, в то самое мгновение, когда и я исчез для него.

— Привет! — сказал я с опозданием.

Шесть

— Привет кому? — спросила Лесли.

— Так глупо, — сказал я. — Он меня видел.

— Что он сказал?

— Ничего. Мы оба сильно испугались. Как странно.

— Что ты чувствуешь, как он?

— Да с парнем, в общем, всё нормально. Он только не уверен в завтрашнем дне, и это выбило его из колеи.

— И как ему там, ты чувствуешь?

— Всё у него будет нормально. Он будет хорошо учиться в школе, впереди его ждёт великолепное время, когда он у знает так много интересного: аэропланы, астрономия, ракеты; он научится ходить под парусами, нырять...

Она дотронулась до моей руки:

— Ты чувствуешь, каково ему?