их происхождения и назначения.
С моей стороны, преступно поддерживать людей, которые относятся к человеческому телу, как к механизму, а не вместилищу разума, людей, которые видят только поверхность вещей и не в состоянии проникнуть в их глубину.
Лесли — моя противоположность. Она способна часами изучать медицинскую литературу, сидя в кровати с расширенными от любопытства глазами.
Иногда она хмурится, недовольно ворча: «Правильное питание, упражнения — как они могут об этом забывать?», но в общем, сложность медицинских заключений доставляет ей удовольствие.
Она может читать всё, что ей угодно, напомнил я себе, вплоть до учебников чёрной магии, если её это заинтересует. Но moi?3
Поддерживать систему помешанных на лекарствах белых халатов, слишком занятых собой, чтобы обратить внимание на целый спектр наших творческих болезней? Нет уж!
В таком состоянии духа я одевался на больничный благотворительный бал.
Лесли сочла это приглашение привилегией, дающей нам возможность внести хоть какой-то вклад в битву прогресса с неизлечимыми болезнями и мучительным умиранием.
— Что ж, идём, — согласился я.
Я не часто вижу свою жену в вечернем платье. Полное крушение всех принципов, отступление побеждённого сознания — разве это высокая цена за такое зрелище?
Я втиснулся в свой самый тёмный пиджак, прицепил на лацкан маленький значок с изображением Сессны и протёр его большим пальцем.
— Не поможешь ли мне управиться с этим, милый, — донёсся из ванной голос жены. — В талии нормально, а в груди — не пойму, то ли платье село, то ли я полнею...
Я всегда готов протянуть руку помощи, поэтому тотчас бросился в ванную.
— Вот здесь. Спасибо, — сказала она, взглянув в зеркало.
Она поправила рукав.
— Как по-твоему, это подойдёт?
Услышав за своей спиной стук падающего тела, она выждала минуту, повернулась, чтобы помочь мне подняться, прислонила меня к косяку и стала ждать словесной оценки.
Платье было шелковисто-чёрным, с большим вырезом впереди и с длинным разрезом сбоку на юбке. Возникало впечатление, что оно охватывает всё тело в долгом, чувственном объятии.
— Мило, — с трудом вымолвил я. — Очень мило.
Я попятился назад и стал причесываться. Хоть мне это всё равно не удастся, подумал я, любой ценой я должен произвести на балу впечатление, что эта женщина — со мной.
Она тщательно изучала своё отражение, уже сверив его с сотней суровейших стандартов, и всё же, сомневалась:
— Это ведь выглядит не слишком вызывающе, правда?
Мой голос меня не слушался.
— Это выглядит просто восхитительно, — наконец, произнёс я, — пока ты остаёшься в этой спальне.
Она сердито глянула на меня в зеркало. Когда Лесли одета официально, в ней начинает говорить её бескомпромиссное голливудское прошлое, а это уже серьёзно.
— Ну же, Ричи! Скажи мне, что ты думаешь на самом деле, и если оно выглядит чересчур... то я его сниму.
Сними, подумал я. Давай сегодня вечером вообще останемся дома, Лесли, давай отправимся в другую комнату и там необычайно медленно, дюйм за дюймом, снимем твоё удивительное, с церемонии вручения Оскара, платье и на всю следующую неделю забудем о том, что нужно куда-либо идти.
— Нет, — ответил я вслух, презирая себя за утраченный шанс. — Это отличная маленькая вещица, и она очень тебе идёт. Подходящее, я бы даже сказал — исключительно подходящее платье для сегодняшнего бала. Сегодня полнолуние, так что полиция, скорее всего, вообще не отвечает на звонки.
Она всё ещё сомневалась.
— Я купила его как раз перед тем, как мы познакомились, Ричи, этому платью уже двадцать лет, — сказала она. — Может быть, лучше надеть белое шёлковое?
— Может, и лучше, — ответил я ей в зеркало. — Безопаснее, это точно. Никто в этом городе никогда в своей жизни не видел такого платья.
Двадцать лет, подумал я, и никакая деликатность не может заставить меня отвести взгляд. По-моему, она меня околдовала. Лесли всегда умела одеваться, и при желании, могла поразить этим любого, но сегодня явно будет массовое убийство.
Я вспомнил фразу, которую когда-то, ещё до нашего знакомства, записал на листке, а потом, много лет спустя, нашёл его на дне одной из папок:
«Влюблённые, принимающие идеалы друг друга, с годами становятся всё более привлекательными друг для друга».
Сейчас всё сбывалось, и эта женщина в зеркале, решающая, надевать ли ей ожерелье в одну или в две нитки,