Ричард Бах

Бегство от безопасности

значит «человек, поступающий в соответствии с его личными долговременными интересами», она же ненавидит эгоизм, что, в её понимании, значит «немедленное самопожертвование невзирая на последствия».

Иногда она ждёт от меня подобных жертв и очень удивляется, когда получает отказ.

— Таким образом, вы разные, — сказал он. — Наверное, как и любые муж и жена?

— И почти все они об этом забывают. Когда я забываю и жду от Лесли эгоизма, а она от меня — организованности, каждый из нас предполагает, что качества, приписываемые другому, в нём так же развиты, как и в нас самих.

Это неправильно. Брак — не состязание, где каждый должен проявить максимум своих возможностей, а сотрудничество, построенное на наших различиях.

— Но, могу поспорить, иногда эти различия способны вывести вас из себя, — сказал он.

— Нет. Выйти из себя можно, забывая об этих различиях. Когда я предполагаю, что Лесли — это я сам в другом теле, что её принципы и ценности в точности совпадают с моими и что в каждый момент времени она знает все мои мысли, это напоминает спуск в бочке по огромному водопаду.

Я продолжаю предполагать, а уже в следующую минуту удивляюсь: почему это я вдруг оказался внизу и что это за обручи и доски болтаются у меня на шее, когда я, насквозь промокший, словно старая мочалка, пробираюсь между камнями?

Я чувствую себя виноватым, во всём, пока я не повернусь лицом к тому, что мы разные, и отпущу это.

Он заинтересованно прищурился:

— Виноватым? Но почему?

— Вспомни свои правила, — сказал я. — Вина — это наше стремление изменить прошлое, настоящее или будущее в чью-то пользу. Вина для брака — что айсберг для «Титаника». Наткнись на неё в темноте, и пойдёшь ко дну.

Его голос погрустнел.

— А я-то надеялся, что женщина, на которой я женюсь, будет немножко похожей на меня.

— Нет! Надеюсь, нет, Дикки! Мы с Лесли похожи только в двух вещах: мы оба считаем, что в нашем браке есть некоторые безусловные ценности и приоритеты.

Мы также соглашаемся в том, что сейчас мы влюблены друг в друга гораздо сильнее, чем были, когда только встретились. Во всём остальном, в большей или меньшей степени, мы различны.

Это его не убедило.

— Я не уверен, что путешествия по водопадам смогут сделать мою любовь к кому-либо сильнее.

— Но ведь, в бочку меня закатала не Лесли, Кэп, а я сам! Я думал, что знаю её, а сейчас, глядя назад... Как я мог быть таким болваном?

У неё тоже было относительно меня несколько ложных предположений, но, всё равно, какое это удовольствие — пройти такой длинный путь с человеком, которого любишь!

После стольких лет рядом с ней даже семейные бури доставляют удовольствие, когда они позади.

Иногда ночью, когда я обнимаю её, у меня возникает чувство, что мы познакомились совсем недавно и только-только перешли на «ты»!

— Трудно представить, — сказал он.

— Думаю, это невозможно представить, Дикки. Это нужно прожить. Желаю тебе терпения и опыта.

Я оставил его в тишине обдумывать это. Только позже я вдруг понял, что забыл сообщить ему свой секрет удачного брака.

Тридцать пять

Каждая вещь определяется нашим сознанием. Самолёты становятся живыми существами, если мы в это верим.

Когда я мою Дейзи, полирую её и забочусь о каждом её скрипе, прежде чем он превратится в крик, я знаю, что однажды придёт день, когда она сможет вернуть мне мою заботу, поднявшись в воздух или сев, если будет необходимо, в условиях, которые покажутся невероятными.

За сорок лет, проведённые в воздухе, такое со мной уже случилось однажды, и я не уверен, что мне не понадобится её расположение вновь.

Так что мне не казалось странным лежать в то утро на бетонном полу нашего ангара, вытирая следы от выхлопа и плёнку масла, накопившиеся за три часа полёта на алюминиевом брюхе Дейзи.

Каждую ночь, когда мы засыпаем, в нашем сознании совершается перемена, подумал я, слегка смачивая тряпку в бензине, — но она также совершается и в течение дня, когда мы делаем одно, а думаем о другом.

Мы засыпаем и просыпаемся, одни сны сменяют другие сотню раз в день, и никто не рассматривает это, как смену состояний.

Всё, что я мог видеть, были джинсы от колен и ниже, однако ноги были обуты в старомодные теннисные туфли, поэтому я понял, кому они принадлежат.

— Правда ли, что всё — в твоей ответственности? — спросил Дикки. — Всё в твоей жизни? Ты несёшь всю тяжесть?