он. — По-твоему, мне снова пришлось бы стать в очередь, потом снова родиться младенцем, ещё более беспомощным, чем подросток.
Мне пришлось бы всё начинать сначала: учиться говорить, учиться ходить, учиться считать, пойти в детский сад, делать всё, что скажут взрослые, потому что они большие, а я маленький...
Нам не нужно снова становиться в очередь, подумал я. Нам ничего не нужно делать. Мы хотим делать это снова, пытаясь сделать это правильным, умным и точным действием.
В первый раз с момента нашей встречи, мальчик, которым я был, проявил жалость к мужчине, которым он станет.
— Каковы были бы последствия, — тихо сказал он, — если бы ты написал книгу, которую кто-нибудь не понял бы?
— Я до сих пор ощущаю этот огромный груз, Дикки. Я хотел бы поговорить с ним, хотел бы услышать от него другие варианты.
— Это невозможно. Он мёртв.
Кто знает, подумал я. Может быть, к тому времени, как я завершу свою следующую книгу, она уже сможет её прочитать.
Тридцать восемь
Дикки ушёл, не прощаясь, оставив меня в одиночестве.
Когда с нами случается что-то ужасное или мы попадаем в безвыходную ситуацию, как здорово услышать магическое «Всё в порядке», даже если произносим его мы сами.
«Всё в порядке» — это космическая истина, подумал я, и ощутил, как спадает напряжение внутри. У моего юного самоубийцы были свои уроки, как и у всех нас. Всё в порядке. Если бы нам не было чему здесь научиться, вряд ли мы оплатили бы это путешествие.
Я посмотрел на горы за холмом сквозь мили чистого, как алмаз, воздуха. Для полётов не существует расстояний. Можно добраться до любой точки на Земле: отдалённая деревушка и снежное высокогорье, коралловый остров и клубящиеся облака.
В ненастные дни мы можем подняться к самому солнцу, если пожелаем. Верь в Инструменты, продолжай подъём и в дождь, и в снег, и в туман, и, рано или поздно, окажешься на вершине. Космический закон полётов, который нам необходимо доказать в своей жизни.
Пора просыпаться и переходить к другому сну.
В тот момент, когда я об этом подумал, из-за вершины холма внезапно показалась голова Дикки, устало плетущегося с маленьким планером в руке.
— Он действительно летает, Ричард! Он был далеко-далеко от холма! Ты действительно умеешь летать! Как у тебя это получается?
— Практика, — ответил я, пряча удачу за скромностью.
— А название — секрет? — спросил он, зная, что я не пойму, о чём он, и задам вопрос.
— Какое название?
— Название твоей религии.
— У неё нет названия, Дикки, и никогда не будет. И вообще, это не религия, во всяком случае, в общепринятом смысле.
Организованная религия — это паутина из тысячи доктрин, ритуалов и навязанных верований, в центре которой находится Бог — Великий Паук. В этой паутине люди гибнут. Пожалуйста, никакой организованности!
Он улыбнулся мне.
— У тебя есть безымянная неорганизованная религия? У тебя есть что-то, во что ты веришь. У тебя есть... что?
— У меня есть способ выяснять для себя истину, который я ещё не довёл до конца. Это... это — экспериментальная личная философия, и у неё никогда не будет названия. Ты знаешь почему.
Я знал, что он этого не знает, но, на мой взгляд, он заслужил право угадать.
— Потому что название — это ярлык, — сказал он, — а как только появляется ярлык, идеи исчезают и начинается обожествление или осмеяние ярлыка, и вместо того, чтобы жить ради идей, люди начинают умирать ради ярлыков, поэтому, новая религия — это, по-твоему, последнее, в чём нуждается мир.
Я уставился на него.
— Неплохо угадываешь.
— А есть ли у неё какой-нибудь символ, у твоей безымянной экспериментальной личной философии?
— Конечно, нет. Символ — это тот же...
— Я понял, — сказал он. — Но почему бы тебе, просто ради удовольствия, не придумать какой-нибудь символ, который выражал бы твой образ мыслей, напоминал бы, что у него нет и никогда не будет имени? И ради безопасности тоже. Ведь что-то, не поддающееся выражению словами, вряд ли может стать ярлыком.
— Интересная идея, — сказал я. — Хотя, значение имеет только то, как я использую свои знания в каждую минуту своей жизни; как я использую их, чтобы помнить в разгар игры, что это — всего лишь игра.
Он не отставал.
— А если бы, всё-таки, символ был, в твоём сознании, что бы это было? — спросил он. — Уж наверное, не звезда, не полумесяц и не крест?
Я засмеялся.
— Нет,