сновидение, на подготовку к Большому сновидению. Несколько
последних месяцев он постился по утрам и даже по целым дням. Он знал, что его ноющий желудок поможет ему подготовиться к
принятию хранящего его духа (манидо). Теперь в любой день, когда его душа полностью проснется, он может посетить мальчика. А
если 'Медвежья стопа' не выдержит предстоящего испытания, у него не будет духа-хранителя, который подарит ему
сверхъестественную силу. Он должен увидеть Большое сновидение.
Весной старейшина совета деревни видит сон, что время зрелости быстро приближается. Все готовятся, и 'Медвежьей стопа' -
тоже. Он должен идти пока он 'чист' (неискушен в половом отношении). Его родители провожают его в отдаленное место в горном
лесу. Здесь они сооружают 'гнездо' на высоком дереве. Положив жерди на ветвях приблизительно в пятнадцати футах над землей,
они сооружают что-то наподобие помоста. 'Медвежья стопа' должен оставаться здесь днем и ночью в течение нескольких следующих
суток - может быть на десять или до тех пор, пока к нему не придет видение. Он может спуститься лишь по нужде. Он может взять
с собой лишь небольшое количество воды и несколько высушенных бобов, но он хорошо знает, что этого едва-едва хватит, чтобы
выжить. Он видит, как его родители исчезают в лесной зелени и, оставшись один на своем помосте, взволнованный и испуганный,
он ждет.
'Медвежья стопа' усердно концентрируется на своем желании стать колдуном. Он думает об этом, воображает, как он будет
помогать людям, когда станет участником Великого медицинского общества (Майдвивин). Проходят часы. Он может слышать, как
мягко ступают животные, прячущиеся за благоухающими соснами. Теплые лучи солнца танцуют на его лице, мягкий ветерок треплет
бахрому на его рубашке. Но вот начинает темнеть, он беспокоится. Что, если дух не придет никогда? Что, если нет никакой
надежды? Он знает, что ему придется страдать, если дух не появится. Его уже беспокоит сильная боль в желудке. Возможно, ему
придется отрубить часть мизинца, как это делают некоторые мальчики, прежде чем дух придет к нему. О, пускай это произойдет
поскорее. Прилив страха усиливается с наступлением ночи. Плача и молясь, он кричит, пока силы не покидают его. Он засыпает на
грубых жердях.
'Медвежья стопа' слышит хруст ветки, открывает заплаканные глаза и смотрит в обеспокоенное лицо своей матери следующим
утром. Она ласково спрашивает его, что он видел во сне. Он ничего не помнит. Он еще слаб, но близость матери и рассветный
холод освежают его. Он будет сильным. Ни в коем случае, даже если его мама попросит, он не примет пищи. Это лишит его шанса
на успех и он будет презирать себя за это. Теперь позади нее появляется отец. Отец напоминает ему, что он должен охранять
свое сновидение от злого духа. Он знает также, что его отец может сократить ожидание сказочного сновидения, если отрежет язык
'Медвежьей стопе' кедровым ножом и бросит его в огонь.
Итак, начинается второй день его изоляции. Испытывая головокружение, он старается бороться с ним своими мольбами и
упрашиваниями, он всхлипывает и спит и старается снова и снова вызвать видение...
К концу третьего дня 'Медвежья стопа' находится в странном состоянии. Он испытывает уже не головокружение, а качку. Он лишь
потому избавлен от муки голода, что его разум занят звуками и видами, окружающими и населяющими его. Образы возникают и
пропадают. Мы могли бы поинтересоваться, спит ли он и видит сны, или же бодрствует и галлюцинирует. Для индейцев же оба этих
состояния неразличимы и имеют лишь одно название - 'видение'.
Лежа в своем гнезде, слегка вскрикивая, 'Медвежья стопа' неожиданно настораживается. Его шея напряглась в страхе. Он вертит
головой, оглядываясь. Кто-то есть здесь. Старик! Прямо перед ним! Но как странно нежен его взгляд. У него взгляд великого
мудреца. Он мягко прикасается к горячему лбу мальчика и говорит: 'Мой внук, я пришел пожалеть тебя. Чего ты хочешь?'
'Медвежья стопа' отвечает прерывающимся голосом: 'О, учитель, я хотел попасть в твою хижину. Окажи мне эту честь'. 'Идем...'
Старик разворачивается и вихрем спускается в маленькую палатку. 'Медвежья стопа', покачиваясь, спускается вслед за ним. В
крошечной палатке, которая едва вмещает их обоих с ногами, темно, но 'Медвежья стопа' ощущает тяжелое присутствие кого-то
третьего. Ветер начинает дуть сильнее, трепля палатку. С пронзительным визгом ветер поднимает палатку и переносит в другой
мир. Старик зажимает в кулаке 'Медвежьей стопы' корень. 'Держи его двадцать один месяц', - говорит он. Затем