Э. Баркер

Письма живого усопшего или послания с того света.

духа, как духа, имевшего опыт жизни в человеческой

форме; а элементальный дух определялся как более или менее

развитое самосознание, не имевшее еще такого опыта.

Затем автор определял ангела, как дух высокой ступени, который

не имел, вероятно, и в будущем не будет иметь таких переживаний в

материи. Затем, он утверждал, что ангельские души разделяются на

две резко отличающиеся группы — небесные и преисподние; первые

принадлежат к тем ангелам, которые работали в гармонии с законами

Бога, последние — к тем, которые работали против этой гармонии. Он

говорит, что каждый из этих отделов необходим для существования

другого; что если бы все были добрые, то вселенная прекратила бы

свое существование; что и само добро перестало бы быть за отсутствием

своей противоположности — зла.

Он утверждает, что в архивах царства ангелов есть указание,

что добрый ангел сделался злым, а злой ангел сделался добрым,

но что это были редкие случаи.

Далее он предупреждает те души, которые будут пребывать в той

области, где он это писал, и в которой я нахожусь в настоящее время,

чтобы они не вступали в сношение со злыми духами. Он заявляет,

что в более тонких формах здешней жизни больше соблазнов, чем в

жизни земной; что сам он был неоднократно осаждаем злыми ангелами,

убеждавшими его соединиться с ними, и что их аргументы были иногда

чрезвычайно благовидны.

Он продолжает, что во время своей неземной жизни имел частые

общения с духами; и добрыми, и злыми; но что пока он был на земле,

он никогда — насколько ему известно — не беседовал с ангелом из породы

злых.

Он указывает своему читателю, что есть только один способ для

определения, принадлежит ли существо здешнего тонкого мира к ангелам,

или же только к человеческим или элементальным духам; отличить

ангела можно только по большой силе сияния, окружающего его. Он говорит,

что и добрые, и злые ангелы окружены чрезвычайным сиянием;

но что между ними есть разница, заметная при первом же взгляде на

их лица; что глаза небесных ангелов пылают любовью и разумом, тогда

как смотреть в глаза ангелов преисподней чрезвычайно тяжело.

Он говорит еще, что для ангела тьмы возможно ввести в заблуждение

смертного человека, явившись перед ним под видом ангела света;

но что такой обман невозможен по отношению души, освободившейся

от своего смертного тела.

Возможно, что я скажу еще более об этом в другой раз, а теперь

я должен отдохнуть.

Письмо 15

РИМСКАЯ ТОГА

Особенно интересным делает для меня эту страну отсутствие

условностей. Здесь нет двух людей, одетых одинаково, — или нет, это

не совсем точно, но очень многие одеваются так необыкновенно, что

их наружный вид придает здешнему миру большое разнообразие.

Моя собственная одежда похожа на ту, что я носил на земле,

хотя раз, в виде опыта, остановившись мысленно на одной из своих

прежних жизней, я облекся в одежду того времени.

Здесь ничего не стоит приобрести нужную одежду. Я не могу сказать,

каким образом я приобретал то, что меня облекло при переходе

сюда; но когда я начал обращать на эти вещи внимание, я увидел себя

одетым так же, как и прежде.

Здесь много таких, которые носят костюмы древних времен, Но я

не вывожу из этого, что они были все эти истекшие века здесь.

Может быть, они носят такую одежду потому, что она им нравится.

Как общее правило, большинство остается вблизи от тех мест,

где они жили на земле; но я предпочел скитаться с самого начала. Я

быстро передвигаюсь из одной страны в другую. Одну ночь (у вас это

— день) я могу отдыхать в Америке, другую ночь — в Париже. Я нередко

отдыхал на диване в вашей гостиной, а вы не знали, что я был

там.

Хотя думаю, что вы, наверно, почувствовали бы мое присутствие,

если бы я оставался так же долго около вас в состоянии бодрствования.

Но не подумайте из этого, что там необходимо прислоняться во

время отдыха к твердой материи вашего мира. Совсем нет. Мы можем

отдыхать на тонкой субстанции нашего собственного мира.

Однажды, после моего переселения сюда, я увидел женщину в греческом

костюме и спросил, откуда она достала его. Она сказала, что

сделала его сама. На мой вопрос — как? — она ответила:

"Я просто сделала образец в уме, и он превратился в мою одежду".

"Как вы его скрепляли? Застежками?".

"Не совсем так, как это делается на земле".

Тогда я взглянул пристальнее на нее и увидел, что ее одежда

состояла из одного куска, подхваченного на плечах булавками с

разноцветными камнями.