вещи. Тогда-то мне
и пришла идея облачиться в римскую тогу, но я никак не мог припомнить,
какой у нее вид.
Когда вслед за тем я встретил своего Учителя и сказал ему о
своем желании, он научил меня, как создавать одежду по своему вкусу:
нужно представить себе ясно образец одежды, сделать его для себя
видимым, а затем — силой желания облечь тонкой субстанцией ментального
мира этот воображаемый образец. И тогда возникнет желаемая
одежда.
"В таком случае, — сказал я, — субстанция ментального плана,
как вы это называете, не та же самая, из какой состоит мое тело?"
"В конечном анализе, — ответил он, — материя одна и та же
в обоих мирах; но в быстроте вибраций и в разреженности большая
разница".
Субстанция, из которой сделана наша одежда, кажется очень
тонкой, тогда как тела наши представляются довольно плотными. Мы
совсем не чувствуем себя прозрачными ангелами, сидящими на влажных
облаках. Если бы не быстрота, с которой я переношусь через пространства,
я готов иногда думать, что мое тело так же плотно, как и
прежде.
Я нередко могу видеть вас, и для меня вы кажетесь прозрачной.
Я думаю. что это опять тот же вопрос о приспособлении к окружающей
среде.
Вначале мне было трудно приспособлять количество энергии, необходимой
для каждого определенного действия. Так, например, когда
я вначале хотел подвинуться на короткое расстояние, — скажем, на
несколько ярдов, — я оказывался за целую милю, до того мало усилия
требует здесь передвижение, но в настоящее время я уже приспособился.
Я решил запастись большим количеством энергии для очень деятельной
жизни на земле, когда я снова вернусь туда. Здесь же самая
трудная задача для меня, это — писать посредством вашей руки; вначале
это брало все мои силы, но теперь я чувствую все меньше сопротивления
с вашей стороны, и мне приходится употреблять все меньшее
усилие. И все же я не мог бы писать без перерыва, не употребляя в
дело вашу жизненную силу, а этого я не хочу.
Вы, вероятно, заметили, что перестали утомляться после писания,
как вначале.
Но я заговорил об отсутствии условностей в нашем мире. Мы
приветствуем друг друга, но только когда хотим. Хотя я видел несколько
старых женщин, которые боялись говорить с незнакомыми, но,
вероятно, они были очень недолго здесь и еще не отделались от земных
привычек.
Письмо 16
ТА ВЕЩЬ, КОТОРУЮ НУЖНО ЗАБЫТЬ
Мне хотелось бы сказать слово тем, кто приближается к смерти.
Мне хотелось бы просить их забыть, как можно скорее, о своих физических
телах после той перемены, которую они зовут смертью.
О, это ужасное любопытство, заставляющее смотреть на ту
вещь, которую мы принимали когда-то за себя! Оно возвращается
от времени до времени с такой силой, что заставляет нас действовать
как бы против воли и притягивает нас к ней, к этой вещи. Некоторыми
оно завладевает подобно страшной одержимости, и они не могут освободиться
от нее, пока остается малейший остаток плоти на тех костях,
которые служили для них когда-то поддержкой.
Скажите им, чтобы они отбросили от себя всякую мысль о своем
теле и переходили бы свободными в новую жизнь. Смотреть назад на
прошлое бывает иногда очень полезно, но только не на эти разлагающиеся
остатки прошлого.
Видеть в гробу возможно потому, что тело, которое мы носим теперь,
светится в темных местах и в состоянии проникать через плотную
материю. Я сам это делал, но решил никогда не возвращаться и не
смотреть на это.
Я не хочу потрясать или огорчать вас — я хочу дать вам предупреждение.
Это зрелище очень печальное, и возможно, что от многих
душ, только что перешедших сюда, оттого и веет такой печалью. Они
снова и снова возвращаются к тому месту, которого они не должны бы
посещать.
Нужно вам знать, что когда мы усиленно думаем о каком-нибудь
месте, мы немедленно переносимся туда. Наше здешнее тело так легко,
что оно способно следовать за мыслью почти без всякого усилия. Скажите
им, чтобы они не делали этого.
Однажды, проходя по аллее, — ибо у нас тоже есть деревья — я
встретил высокую женщину в длинной черной одежде. Она плакала — ибо
у нас тоже есть слезы. Я спросил ее, о чем она плачет, и она посмотрела
на меня с невыразимой печалью.
"Я сейчас смотрела на это", — сказала она.
Мое сердце болело за нее — я знал, что она чувствует.
Потрясение, которое испытываешь при первом посещении, повторяется
снова и снова, ибо эта вещь становится все менее похожа на то, чем
мы представляли себя при жизни.
Мне часто хотелось, из чистого научного интереса,