спросить Ляйонеля,
не возвращался ли он к своему телу; но я не спросил, из боязни
внушить ему эту идею. Он полон такой беспокойной любознательности.
Очень возможно, что у тех, которые переходят сюда в детском
возрасте, меньше этого вредного влечения, чем у нас.
Нам следовало бы помнить во время земной жизни, что эта наша
внешняя форма вовсе не мы сами, и тогда мы.не придавали бы ей такого
преувеличенного значения.
Как общее правило, пробывшие здесь очень долго совсем не кажутся
старыми. Я узнал от моего Учителя, что после некоторого времени
старый человек забывает, что он стар; в нас заложена наклонность
оставаться в мыслях молодыми, и это отражается на внешнем виде,
так как здесь тела могут воспринимать именно ту форму, которая
соответствует нашим мыслям. Закон ритма действует здесь как и везде;
дети вырастают и могут даже достигнуть старости, если их сознание
ожидает такую перемену; по большей части здесь встречаются люди
во цвете лет, ибо существует наклонность или достигать расцвета,
или возвращаться к нему, а за тем удерживаться в этом состоянии пока
непреодолимое влечение к земле не возникнет снова.
Большинство здешних жителей не знает, что они жили много раз
во плоти. Они воспринимают свою последнюю жизнь более или менее ясно,
но все, что было раньше, кажется им подобным сну. Следует всегда
сохранять память прошлого как можно яснее, это помогает строить
будущее.
Люди, которые представляют себе ушедших своих друзей мудрыми и
всезнающими, были бы очень разочарованы, если бы узнали, что в
действительности потусторонняя жизнь есть лишь продолжение жизни на
земле! Если земные мысли и желания направлялись к одним материальным
радостям, они, по всей видимости, остаются такими же и здесь.
Мне встречались настоящие святые, с тех пор, как я здесь; но они и
в земной своей жизни обладали высокими идеалами, здесь же они могут
неограниченно жить этими идеалами. Жизнь за пределами смерти может
быть так свободна! Здесь нет той механической жизни, которая делает
людей такими рабами на земле. В нашем мире человека задерживают
только его мысли. Если они свободны — свободен и он. Но здесь немного
людей с моим философским складом. Здесь больше святых, чем
мыслителей, так как высочайший идеал большинства людей склоняет
скорее к религиозной, чем к философской жизни.
Мне думается, что самый счастливый народ из всех людей, которых
я здесь встречал, это — живописцы. Субстанция здешнего мира так
легка и пластична, что она необыкновенно легко складывается в формы,
творимые воображением. Здесь есть прекрасные картины. Некоторые
из здешних художников стараются передать свои картины внутреннему
зрению земных художников, и иногда им это удается; и тогда истинный
творец радуется, что его товарищ на земле схватывает идею и осуществляет
ее на полотне.
Не каждый способен видеть ясно, насколько вдохновленный им художник
выразил его идею, ибо требуется специальный дар или специальная
подготовка, чтобы видеть явления из другого вида материи, но
дух вдохновителя улавливает мысль в сознании вдохновленного им художника
и таким путем узнает, насколько его идея осуществилась на
земле.
С поэтами то же самое. Здесь создаются прекрасные поэмы, и они
отпечатлеваются в мыслях земных поэтов. Один из здешних поэтов сказал
мне, что это легче достигается с короткими поэмами, чем с эпосом
и драмами, для которых требуется продолжительное усилие. Приблизительно
то же самое можно сказать и о музыкантах. Когда вы бываете
в концертах, где исполняется прекрасная музыка, там вокруг вас,
наверно, толпятся духи, любящие музыку и упивающиеся музыкальными
гармониями. Земная музыка доставляет здесь много радости. Мы можем
слышать ее. Но ни один из здешних любителей музыки не появится в
месте, где барабанят и фальшивят. Мы предпочитаем струнные инструменты.
Из всех земных влиянии звуки достигают легче всего в эту область
жизни. Скажите это музыкантам.
Если бы они могли слышать нашу музыку! Я не понимал музыки
на земле, но теперь мой слух приспособился. И мне кажется, что
вы должны слышать нашу музыку так же, как мы вашу.
Вы, может быть, интересуетесь знать, где я бываю. Я очень люблю
одно прелестное место в деревне, на склоне горы, недалеко от моего
собственного города. Там вьется тропинка вокруг холма, и над
самой дорогой стоит хижина. Иногда я остаюсь там подолгу и слушаю
журчанье ручья, сбегающего с горы; высокие стройные деревья стали
как братья для меня. Вначале и неясно различаю физические деревья;
тогда