Меняются лишь эмблемы — кресты, звезды, погоны, — но суть остается той же.
Сумрачный герой Достоевского верно уловил, что диалог в пустыне указывает на важнейший водораздел, пролегающий между Христом и Его антиподом. Многое в евангельской этике проясняется, если подойти к ней в свете этого сказания о трех путях жизни, которые были предложены Христу искусителем и которые Он осудил.
«Преврати камни в хлебы». Таково было первое искушение. Оно означало, что во главу угла нужно поставить обещание материальных благ. Получив их, род людской обретет покой и счастье. Этот соблазн был и остается постоянным спутником развитых цивилизаций. Логика его проста. Накорми человека, и он будет готов на все. Без устали ищи все новые и новые источники пропитания.
Но, быть может, это вовсе и не соблазн? Ведь и Христос не сказал, что человек может обходиться без «хлеба». Не Он ли однажды накормил голодную толпу?
Да, конечно, ответив Сатане библейским изречением: «Не хлебом единым будет жить человек...», Христос признал, что «хлеб» необходим. Но не только он.
Когда люди захвачены всепоглощающей погоней за материальными благами, они упускают нечто бесконечно более важное. Становятся ненасытными. Бегут за призраком, который так никогда и не приносит им счастья, полноты жизни. Тупики современного мира — красноречивое тому доказательство.
Подлинному христианству чужд однобокий спиритуализм. Оно учит, что любовь к ближнему требует заботы и о его материальных запросах. Один из христианских мистиков говорил: если ты, созерцая тайну Всевышнего, вознесся духом на «седьмое небо», а рядом с тобой — человек, который нуждается в пище, сойди с «седьмого неба» и накорми его. Во все времена церковные общины и монастыри заботились о «хлебе», о делах практического милосердия. И сегодня борьба с нищетой и голодом в мире является священным долгом христиан. Героиня Сопротивления русская монахиня Мария, которая положила все свои силы на спасение обездоленных, и современная калькуттская подвижница мать Тереза — это лишь наиболее известные примеры такого служения. Однако оно питается духовными, мистическими источниками. Несет любовь, пронизанную верой. Помнит, что человек нуждается и в другом, небесном Хлебе.
Соблазн заключен в абсолютизации материального, когда человек, по выражению Николая Бердяева, ищет не смысла жизни, а только благ жизни. Возмездием за это становится потребительство, рост эгоизма, притупление чувств, опустошенность. К требованию «хлеба» добавляется требование «зрелищ», этого эрзаца духовности. А затем приходит час безумства, наркотиков, разложения. Такова расплата за третирование высшего начала в человеке. Ее едва ли предвидели создатели различных утопий...
Христианская аскетика исходит из ценностей, неведомых Великому Инквизитору. Она направлена на развитие в человеке его духовного ядра, что невозможно без контроля над инстинктами. Обуздывая их, она укрепляет в человеке те начала, которые отличают его от животного. «Общее правило физического поста, — говорит Владимир Соловьев, — не давай пищи своей чувственности; полагай границы тому убийству и самоубийству, к которым неизбежно ведет погоня за материальными удовольствиями, очищай и перерождай свою собственную телесность». Это, конечно, не значит, что Евангелие осуждает или унижает «плоть». Освящая плоть, природу, материальный аспект жизни, христианство недвусмысленно указывает на превосходство высшего, духовного начала.
Во втором искушении Сатана предложил Христу привлечь людей Своей властью над законами природы. И опять-таки сила лжи заключалась в том, что она содержала частичную, искаженную правду.
Библия учит, что человек призван «владычествовать» над природой. Но когда эта власть становится самоцелью, когда она осуществляется автономно, лишь ради самоутверждения, не сопровождаясь духовным совершенствованием, она становится разрушительной. Насилует природу, которая в своб очередь мстит за себя...
Техническая цивилизация начинает с задачи сделать жизнь удобней и создать быт более достойный человека, но кончает тем, что ставит под угрозу само существование людей, жизни, Земли. Средства вытесняют цель. Люди становятся придатком мертвой «эволюции машин», угрожающей тотальной дегуманизацией.
В рассказе Рея Брэдбери «Будет ласковый дождь» мы видим сверхблагоустроенный дом, где на каждом шагу хозяев ждут услужливые механизмы. Но самих хозяев уже нет. Они исчезли, погибли, задушенные искусственным миром, который предназначили для себя. Раньше только фантасты говорили о бунте роботов.