наука человечества.
Экология не только глобальна - этим может похвастаться и атомная физика, - но и глубоко человечна. Она олицетворяет совершенно новый, невиданный в истории подход к природе, когда человек, ощутив свою вину и свою оторванность от природы, рассматривает ее как единое целое, как единый живой организм, неотъемлемой частью которого он сам начинает воспринимать себя, и тем самым все человечество начинает осознавать свое единство как единство одного народа, одной нации землян. И это не единственная особенность новой науки.
Экология, родившаяся как утилитарное средство изучения антропогенных воздействий на природу, стремительно становится наукой этической, всепланетарной, наднациональной, определяющей добро и зло безотносительно, независимо от наблюдателя. Экология - это пробуждающаяся совесть человечества, которое, словно бы очнувшись от тяжелого сна прагматизма, впервые, пожалуй, в таких масштабах поступается своими сугубо материальными интересами во имя непонятных ранее, таких эфемерных ценностей, как красота и чистота природы, - любовь к природе становится научным понятием. Это первая ласточка грядущей научной революции, революции в человеческом сознании, и хоть она, может быть, и не делает весны, но это не значит, что весны не будет вовсе...
Это вторжение эмоций, этических и эстетических категорий в строгий и стройный, сугубо материалистический мир науки, ее поворот к духовному миру человека вынуждает многих ученых высказывать мысли о неполноте знания, замыкающегося в сухих формализациях, об одностороннем характере достижений науки, все больше напоминающих пирровы победы: В этом победном шествии прогресса есть какие-то тревожащие моменты, и к этим тревожащим моментам не следует относиться легкомысленно... То, что дает нам искусство, никак не заменит никакая математизация. И очень страшно, если наиболее способные дети пойдут по линии такого суррогата.
Подобная критика не ставит под сомнение научное мышление как таковое - она сомневается в человечности классической науки: Критика нацелена на неспособность классической науки справиться с некоторыми фундаментальными аспектами окружающего мира. Мы начинаем выходить за пределы того мира, который можно определить как мир количества и вступаем в мир качества. Мы должны, по словам Гиллеспи, найти в науке место для нашей качественной и этической оценки природы, что всегда являлось прерогативой искусства.
Понимание этого заставляет все большее число ученых искать в искусстве пути преодоления неадекватности современных научных методов описания фундаментальной картины мира, включающей человека. Этот начавшийся на заре нашего века процесс разрушения старой, механической и бездушной картины ньютоновского физического мира известен как эйнштейновская научная революция. Теория относительности, квантовая механика, астрофизический принцип антропности уже прямо связывают наблюдаемую Вселенную с человеком-наблюдателем, пока не принимая, однако, во внимание человеческую алогичность, эмоциональность, свободу воли, - но мир в таком описании тем не менее начинает приобретать черты человеческой неточности и непредсказуемости - тех черт, в исследовании которых давно преуспело искусство. Идут поиски путей единения науки и искусства с присущей ему полифонией смыслов, обертонами, подсознательными мотивами, эмоциональностью, неопределенностью. Вот что говорит об этом Роберт Музиль: Именно в наше время как никогда прежде необходима не только творческая энергия, но и единодушие, целостность духа. Было бы глупостью думать, будто все упирается только в знание; суть заключена в самом характере мышления. Со своими притязаниями на глубину, смелость и новизну мышление пока что ограничивает себя исключительно сферой рационального и научного. Но такой разум поедает все вокруг себя. Лишь сливаясь с чувством, он обретает качество духа. Совершить такой шаг - дело поэтов.
Мне кажется, что человечество когда-то уже шло по дороге целостного, гуманистического понимания мироздания, но по какой-то причине свернуло на путь анализа природы и непрестанных попыток покорения и подчинения ее. Древние мыслители обладали удивительно цельным, образным и каким-то космическим взглядом на мир, и, быть может, именно невыносимые трудности, испытываемые ими при попытках адекватного выражения