Говард Ф.Лавкрафт

Заброшенный дом

страшного дома,

можно было либо вообразить, либо определить путем дальнейших изысканий. Я

задавался вопросом, многие ли из тех, кто знал эту легенду, принимали во

внимание ее дополнительную связь с ужасным, которая была мне известна

благодаря моей начитанности. Я имею в виду ту полную зловещего значения

запись в анналах чудовищного ужаса, которая повествует о некоем Жаке Руле из

Кода, приговоренном в 1598 году к костру за бесноватость, а затем

помилованном французским парламентом и заключенном в сумасшедший дом. Он

обвинялся в том, что был застигнут в лесу, весь в крови и в клочьях мяса,

вскоре после того, как два волка задрали мальчугана, причем очевидцы видели,

как один из волков убегал вприпрыжку целым и невредимым. Такая вот милая

домашняя сказочка, приобретающая, впрочем, зловещий смысл, если принять во

внимание имя персонажа и место действия. Я, тем не менее, пришел к выводу,

что кумушки из Провиденса в большинстве своем ничего не слыхали о ней.

Поскольку если бы слыхали, то совпадение имен наверняка повлекло бы за собой

какие-нибудь решительные действия, продиктованные страхом. А в самом деле:

что, если какие-то не имевшие широкого хождения слухи о Жаке Руле и привели

к финальному бунту, стершему французское семейство с лица городской земли?

Я стал посещать проклятое место все чаще и чаще, изучая нездоровую

растительность в саду, осматривая стены здания и внимательно обследуя каждый

дюйм земляного пола в погребе. Испросив разрешения у Кэррингтона Гарриса, я

подобрал ключ к неиспользуемой двери, ведущей из погреба прямо на

Бенефит-стрит; я сделал это потому, что предпочитал иметь более близкий

доступ во внешний мир, нежели тот, что могли предоставить неосвещенная

лестница, прихожая на первом этаже и парадный вход. Там, где пагубность

таилась в наиболее концентрированном виде, я проводил долгие послеполуденные

часы, обшаривая каждую пядь, заглядывая в каждый уголок, и солнечные лучи

просачивались внутрь сквозь щели в затканной паутиной наземной двери,

благодаря которой лишь несколько шагов отделяло меня от безопасного уличного

тротуара. Но увы! старания мои не были вознаграждены новыми находками:

кругом была все та же угнетающая затхлость, едва уловимые болезнетворные

запахи и все те же очертания на полу. Представляю, с каким любопытством

разглядывали меня многочисленные прохожие через пустые оконные проемы!

Наконец, по наущению дядюшки, я решил обследовать место в темное время

суток и однажды в непогожую ночь сноп света из моего электрического фонарика

метался по заплесневелому полу с жуткими фигурами на нем и причудливо

искривленными слабо фосфоресцирующими грибами. В ту ночь обстановка

подействовала на меня настолько удручающе, что я был почти готов к тому, что

увидел, если только это мне не показалось, а именно: очертания скрючившейся

фигуры , отчетливо выделявшиеся среди белесоватых наростов. Это была та

самая фигура, о существовании которой я слышал еще мальчишкой. Ясность и

отчетливость ее были поразительны и бесподобны и, глядя на нее, я снова

разглядел то слабое желтоватое мерцающее испарение, которое ужаснуло меня в

дождливый день много лет тому назад.

Над человекоподобным пятном плесени возле очага поднималась она, эта

слабая, болезнетворная, чуть светящаяся дымка; клубясь и извиваясь в

темноте, она, казалось, непрерывно принимала различные неясные, но пугающие

формы, постепенно истончаясь и улетучиваясь в черноту огромного дымохода,

оставляя за собой характерный омерзительный смрад. Все это было

отвратительно и лично для меня усугублялось всем, что мне было известно об

этом месте. Дав себе слово не покидать своего поста, что бы ни случилось, я

внимательно наблюдал за исчезновением испарения и, наблюдая, не мог

отделаться от ощущения, что и оно, в свою очередь, плотоядно следит за мной

своими не столько видимыми, сколько воображаемыми зрачками. Когда я

рассказал обо всем дяде, он пришел в сильное возбуждение и после часа

напряженных раздумий принял определенное и радикальное решение. Взвесив в

уме всю важность предмета и всю весомость нашего отношения к нему, он

настоял на том, чтобы мы оба подвергли испытанию а, если возможно, то и

уничтожению ужас этого дома путем совместного неусыпного дежурства по ночам