Говард Ф.Лавкрафт

Заброшенный дом

Ее Величества голосовал за независимость колонии Род-Айленд. Дни

напролет просиживал дядя в своей библиотеке сырой, с низкими потолками, с

некогда белой, а теперь потемневшей от времени панельной обшивкой, с

затейливыми резными украшениями над камином и крошечными оконцами, почти не

пропускавшими света из-за вьющихся снаружи виноградных лоз, просиживал в

окружении старинных фамильных реликвий и бумаг, содержавших немало

подозрительных ссылок на страшный дом по Бенефит-стрит. Да и не так уж

далеко от дядюшкиного дома располагался этот очаг заразы ведь Бенефит-стрит

проходит по склону крутого холма, на котором некогда располагались дома

первых поселенцев, прямо над зданием суда.

Когда, наконец, мои докучливые просьбы и зрелость лет моих вынудили

дядю поведать мне все, что он знал и скрывал о страшном доме передо мной

предстала довольно знаменательная хроника. Сквозь все обилие фактов, дат и

скучнейших генеалогических выкладок красной нитью проходило ощущение некоего

гнетущего и неотвязного ужаса и сверхъестественной демонической злобы, что

произвело на меня впечатление куда более сильное, нежели на моего почтенного

дядюшку. События, казалось бы, ничуть между собой не связанные,

согласовывались удивительным и жутким образом, а несущественные, на первый

взгляд, подробности заключали в себе самые чудовищные возможности. Меня

одолел новый жгучий интерес, в сравнении с которым прежнее детское

любопытство представлялось безосновательным и ничтожным. Это первое

откровение подвигло меня на многотрудные изыскания и, в конечном счете, на

леденящий душу эксперимент, оказавшийся губительным для меня и моего

родственника. Ибо дядюшка все-таки настоял на том, чтобы принять участие в

начатых мною изысканиях, и после одной ночи, проведенной нами в том доме,

никогда больше не вернулся на свет Божий. Один Господь ведает, как мне

одиноко без этой доброй души, чья долгая жизнь была отмечена честностью,

добродетелями, безупречными манерами, великодушием и ненасытной жаждой

знаний. В память о нем я воздвиг мраморную урну на кладбище Св. Иоанна на

том самом, которое так любил По: оно расположено на вершине холма под сенью

высоких ив; его могилы и надгробия безмятежно теснятся на небольшом

пространстве между старинной церковью и домами и стенами Бенефит-стрит.

В мешанине дат, которой открывалась история дома, казалось бы, нет и

тени чего-либо зловещего ни в отношении его постройки, ни в отношении

воздвигшего его семейства, состоятельного и почтенного. Тем неменее, уже с

самого начала во всем этом было как бы некое предчувствие беды, довольно

скоро воплотившееся в реальности. Летопись, добросовестно составленная дядей

из разрозненных свидетельств, начиная с постройки дома в 1763 году,

отличалась в изложении событий удивительным изобилием подробностей. Первыми

жильцами дома были, судя по всему, некто Уильям Гаррис, его супруга Роуби

Декстер и дети: Элькана (г.р.1755), Абигайль (г.р.1757), Уильям-младший

(г.р.1759) и Рут (г.р.1761). Гаррис был преуспевающим купцом; он вел морскую

торговлю с Вест-Индией через фирму Обедайи Брауна и племянников. Когда в

1761 году Браун-старший приказал долго жить и во главе компании встал его

племянник Никлас, Гаррис стал хозяином брига Пруденс ("Благоразумие"),

построенного в Провиденсе, грузоподъемностью 120 тонн, что дало ему

возможность возвести собственный домашний очаг, предмет его чаяний со дня

женитьбы.

Место, выбранное им для постройки, недавно выпрямленный отрезок новой

фешенебельной Бэк-стрит, пролегавшей по склону холма прямо над многолюдным

Чипсайдом, не оставляло желать лучшего, а возведенное здание, в свою

очередь, делало честь этому месту. Это было лучшее из того, что мог себе

позволить человек с умеренными средствами, и Гаррис поспешил въехать в новый

дом накануне рождения пятого ребенка. Мальчик появился на свет в декабре, но

был мертворожденным. И в течение следующих полутора столетий ни один ребенок

не родился в этом доме живым.

В апреле следующего года семью постигло новое горе: дети внезапно

заболели, и двое из них Абигайль и Рут умерли, не дожив до конца месяца. По

мнению доктора Джоуба Айвза, их унесла в могилу какая-то разновидность

детской лихорадки; другие врачи единодушно утверждали, что болезнь скорее