Говард Ф.Лавкрафт

Заброшенный дом

подвале.

4

В среду 25 июня 1919 года, с разрешения Кэррингтона Гарриса, которому

мы, впрочем, не стали говорить о своих истинных намерениях, я и дядя

притащили в страшный дом два складных стула, одну раскладушку и кое-какие

научные приборы, исключительно громоздкие и хитроумные. Разместив все это в

подвале при свете дня, мы занавесили окна бумагой и оставили дом до вечера,

когда должно было начаться первое наше дежурство. Перед уходом мы надежно

заперли дверь, ведущую из подвала в первый этаж, чтобы наши

высокочувствительные приборы, добытые под большим секретом и по высокой

цене, могли оставаться там в безопасности столько дней, сколько могло нам

потребоваться для дежурств. План на вечер был такой: до определенного часа

мы оба сидим не смыкая глаз, а затем начинаем дежурить в очередь по два часа

каждый, сначала я потом дядя; при этом один из нас отдыхает на раскладушке.

Природная предприимчивость, с которой дядюшка раздобыл инструменты в

лабораториях университета Брауна и арсенала на Крэнстон-стрит, а также

инстинктивно выбранное им направление наших поисков, великолепно показывают,

какой запас жизненных сил и энергии сохранялся в этом 80-летнем джентльмене.

Образ жизни Илайхью Уиппла соответствовал тем принципам гигиены, которые он

пропагандировал как врач, и если бы не ужасное происшествие, то и по сей

день он пребывал бы в полном здравии. Только двум лицам ведомы истинные

причины случившегося Кэррингтону Гаррису и вашему покорному слуге. Я не мог

не рассказать обо всем Гаррису, так как он был владельцем дома и имел право

знать о нем все. Кроме того, мы предуведомили его о своем эксперименте, и

после того, что случилось с дядей, я решил, что один только Гаррис в силах

понять меня и поможет мне дать необходимые публичные разъяснения. Услышав

мою историю, Гаррис побелел, как мел; но он согласился помочь, и я решил,

что теперь можно без всякой опаски пустить в дом жильцов.

Заявить, что во время бдения в ту непогожую ночь мы чувствовали себя

вполне бодро, было бы с моей стороны глупо и нечестно. Я уже говорил, что мы

ни в коем случае не были подвержены вздорным суевериям, однако научные

штудии и долгие размышления научили нас тому, что известная нам трехмерная

вселенная представляет собой лишь ничтожную долю от всего материального и

энергетического мира. В данном, конкретном случае несметное количество

свидетельств из многочисленных достоверных источников указывали на явное

существование неких сил, обладающих огромной мощью и, с точки зрения

человека, исключительно недобрых. Сказать, что мы серьезно верили в вампиров

или, скажем, в оборотней, означало бы сделать слишком обобщенное и потому

неточное заявление. Скорее следует указать на то, что мы отнюдь не были

склонны отрицать возможность существования неких неведомых и

незафиксированных модификаций жизненной силы и разряженного вещества;

модификаций, редко встречающихся в трехмерном пространстве из-за своего

более тесного родства с другими измерениями, но, тем не менее, находящихся в

достаточной близости к нашему миру, чтобы время от времени проявлять себя

перед нами, каковые проявления мы, из-за отсутствия подходящего пункта

наблюдения, вряд ли когда-нибудь сможем объяснить.

Короче говоря, мы с дядей полагали, что бесчисленное множество

неоспоримых фактов указывает на известное пагубное влияние, гнездящееся в

страшном доме, влияние, восходящее к тому или иному из злополучных

французских переселенцев двухвековой давности и по-прежнему проявляющее себя

через посредство каких-то непонятных и никому не ведомых законов движения

атомов и электронов. О том, что члены семьи Руле находились в некоем

противоестественном контакте с внешними кругами бытия кругами враждебными,

внушающими нормальным людям лишь страх и отвращение, достаточно красноречиво

говорили письменные свидетельства. Не вышло ли, в таком случае, так, что

волнения черни в те давно канувшие в прошлое тридцатые годы семнадцатого

столетия привели в движение некие кинетические структуры в патологически

устроенном мозгу одного или нескольких из французов хотя бы того же

порочного Поля Руле, в результате чего структуры эти, так сказать,пережили

своих умерщвленных носителей и продолжали функционировать в каком-то

многомерном пространстве