Говард Ф.Лавкрафт

Заброшенный дом

я навлекаю на свою бедную голову. Случилось же

следующее: в той тусклой смеси желтого и голубого внешний вид моего дяди

претерпел как бы некое тошнотворное разжижение, сущность которого исключает

возможность какого бы то ни было описания; достаточно сказать, что по ходу

этого процесса на испаряющемся лице дядюшки происходила такая сумасшедшая

смена идентичностей, какая могла бы прийти в голову лишь безумцу. Он бил

одновременно и чертом и толпой, и склепом и карнавальным шествием. В

неровном и неоднородном свете желеобразное лицо его приобретало десятки,

сотни, тысячи образов; дьявольски скалясь, оно оплывало, как тающий воск, и

принимало на себя многочисленные карикатурные личины личины причудливые и в

то же время знакомые.

Я видел фамильные черты Гаррисов мужские и женские, взрослые и детские,

и черты многих других людей старческие и юношеские, грубые и утонченные,

знакомые и незнакомые. На мгновение мелькнула скверная подделка под

миниатюру с изображением несчастной Роуби Гаррис, которую мне доводилось

лицезреть в школе при Музее Графики, а в другой раз мне показалось, что я

различил худощавый облик Мерси Декстер, такой, каким я его помнил по

портрету в доме Кэррингтона Гарриса. Все это выглядело чудовищно сверх

всякой меры, и вплоть до самого конца когда уже совсем вблизи от поганого

пола с образующейся на нем лужицей зеленоватой слизи замелькала курьезная

мешанина из лиц прислуги и младенцев до самого конца мне казалось, что

видоизменяющиеся черты боролись между собой и пытались сложиться в облик,

напоминающий добродушную физиономию моего дяди. Я тешу себя мыслью, что он

тогда еще существовал и пытался попрощаться со мной. Мне помниться также,

что и я, собираясь покинуть дом, прошептал, запинаясь, запекшимися губами

слова прощания; едкая струйка пара проследовала за мной в открытую дверь на

орошаемую ливнем прохожую часть.

Остальное помню смутно и, вспоминая, трепещу. Не только на умытой

дождем улице, но и в целом свете не было ни единой души, которой бы я

осмелился поведать о случившемся. Без всякой цели я брел на юг и, миновав

Университетскую горку и библиотеку, спустился по Хопкинс-стрит, перешел

через мост и очутился в деловой части города с ее высотными зданиями, среди

которых я почувствовал себя в безопасности; казалось, они защищают меня,

подобно тому как и вообще все продукты современной цивилизации защищают мир

от вредности старины с ее чудесами и тайнами. Сырая блеклая заря занялась на

востоке, обнажив допотопный холм с его старинными крышами куда меня звал мой

долг, оставшийся невыполненным. И я направился туда до нитки вымокший, без

шляпы, оторопев от утреннего света и вошел в ту страшную дверь на

Бенефит-стрит, которую я оставил распахнутой настежь; так она и висела там,

задавая загадку рано встающим жильцам, с которыми я не посмел заговорить.

Слизи не было она вся ушла в поры земляного пола. Не осталось и следа

от той гигантской скрюченной фигуры из селитры перед очагом. Беглым взглядом

я окинул раскладушку, стулья, механизмы, свой забытый головной убор и

светлую соломенную шляпу дядюшки. Оторопь владела всем моим существом, и я с

трудом пытался вспомнить, что было во сне и что на самом деле. Мало-помалу

ко мне возвращалось сознание, и вскоре я уже твердо знал, что наяву я был

свидетелем вещей куда более ужасных, нежели во сне. Усевшись, я попытался

осознать происшедшее в пределах здравого смысла и найти способ уничтожить

этот ужас, если, конечно, он был реальным. Это явно не было ни материей, ни

эфиром и ни чем-либо другим из того, что доступно мысли смертного. Чем же

еще могло оно быть, если не какой-то диковинной эманацией, какими-то

вампирическими парами вроде тех, о которых эксетерские селяне рассказывают,

будто они порою таятся в кладбищенских недрах? Кажется, я нашел ключ к

разгадке и снова принялся разглядывать тот участок пола перед очагом, где

плесень и селитра принимали такие необычные формы. Через десять минут в

голове моей созрело решение, и, прихватив с собой шляпу, я ринулся домой.

Там я принял ванну, плотно закусил и заказал по телефону кирку, мотыгу,

лопату, армейский респиратор и шесть бутылей серной кислоты; все это должно

было быть доставлено завтра утром к двери в подвал страшного дома по