что ищут источника в пустыне". Философ Людвиг Витгенштейн, напротив, этим же признанием завершает свой "Логико-философский трактат": "О чем невозможно говорить, о том следует молчать".
Почему невозможно говорить о Боге? Да ведь говорим-то мы понятиями. А "понятие есть вид ограничения" (св. Григорий Богослов106). И кто же решится накладывать ограничения на Бога?! Поэтому, чтобы не питать иллюзию о том, будто Беспредельное можно сделать пленником наших понятий и о-предел-ений, нам напоминают: Божество "превосходит всякое слово и всякое знание и пребывает превыше любого ума и сущности, все сущее объемля, объединяя, сочетая и охватывая заранее, Само же будучи для всего совершенно необъемлимо, ни воспринимаемо ни чувством, ни воображением, ни суждением, ни именем, ни словом, ни касанием, ни познанием" (св. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. 1,5)107. "Он есть все во всем, и ничто ни в чем" (св. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. 7,3)108.
Впрочем, что это тут мы услышали? "Он есть"? Но ведь так можно сказать не только о Боге, но и о псе, и о камне, о сапоге... Да что же общего у Бога может быть с ними? Божество - то, что собою объемлет все и все превосходит. Но если Бог - "есть" и камень - тоже "есть", значит это "есть" объемлет собою и Бога и камень, и, значит, оно оказыватеся чем-то большим, чем Бог... И знаем ли мы в каком смысле Бог "бытийствует"? Точно ли Его бытийствование хоть чем-то сходно с нашим или с бытием камня? Можем ли мы, говоря "Бог есть" - это "есть" помыслить иначе, чем когда мы говорим то же самое о себе самих или наших сапогах?... Вот потому св. Дионисий находит, что даже слово "существует" слишком тяжеловесно - чтобы приложить его к Богу. "Его же Самого не было, не будет и не бывало, Он не возникал и не возникнет, и - более того - Его нет" (О Божественных именах 5,4)dd.
Ах, как точно сказал английский кардинал Ньюман в XIX столетии: богословствовать - значит говорить и тут же брать свои слова обратно (saying and unsaying). И все же - говорить, помня о хрупкости всех своих слов...ee Помня, что мы знаем, что Бог есть, но не знаем, что Он. Или - в уже знакомой нам терминологии Аристотеля - нам известна его первая сущность, но остается непознанной его вторая сущность.
Все религиозные практики мира признают, что на грани нашего земного бытия и Горнего "дальнейшее - молчанье". Для человека, живущего в мире книг, это очень важное открытие: оказывается, Бытие полнее человеческих слов. "Изумевает всяк глагол". С этого опыта молчания начинается и наша Всенощная. Отворив Царские врата, священник