отведены места на концах скамеек возле дверей. Мальчики едва осмеливаются дышать. Они знают, что стоокий 'четимпа' мгновенно подметит малейший шепот или игривый жест. Им внушает ужас бич, висящий у него под рукой на столбе возле его высокого трона. Это орудие воздействия предназначается не только для мальчиков: вся монашеская братия за исключением сановников и старцев рискует при случае с ним познакомиться. Мне довелось несколько раз быть свидетельницей бичеваний. Одно из них имело место в гомпа секты 'Сакьяпа'.
В тот раз в молельне собралось около тысячи монахов, и, как обычно, звуки песнопений и музыки наполняли огромный зал своей суровой гармонией. Вдруг трое участников хора возымели неосторожность жестами сообщить что-то друг другу. Без сомнения, за спинами сидящих перед ними монахов, они были уверены в своей безопасности, думая, что главный надзиратель не сможет заметить взгляды и легкие движения рук, которыми они объяснялись. Но, должно быть, боги-покровители ламаистских молелен наделяют своих служителей сверхъестественной прозорливостью. Надзиратель видел все и сейчас же поднялся с места. Это был Кхампа колоссального роста с темной кожей. Стоя на ступенях своего трона, он казался бронзовой статуей. Величественным жестом сняв со столба бич, он, внушающей ужас поступью с грозным взглядом карающего небожителя, большими шагами пересек зал. Остановившись перед преступниками, он одним рывком поднял их за загривок одного за другим. Не было ни малейшей возможности избежать наказания. Покорившись своей участи, монахи пробрались через ряды собратьев и распростерлись ничком в проходе, прижав лоб к полу. Несколько звонких ударов бича легло на спину каждого провинившегося, и рослый блюститель порядка все с той же свирепой величавостью вернулся на свое место. Только нарушения правил поведения наказываются незамедлительно при всем честном народе. Кара за тяжелые проступки или за проступки, совершенные за пределами молельни, воздается в специальном месте и только после судебного дознания и решения, вынесенного монастырскими судебными органами.
Священнодействие длится очень долго и прерывается интермедией, вызывающей оживленное одобрение всех монахов: подают чай. Еще кипящий, приправленный по тибетскому вкусу маслом и солью, чай приносят в больших деревянных чанах. Дежурные по раздаче несколько раз проходят по рядам, наполняя протягиваемые им чаши. Отправляясь на ассамблею, каждый монах должен запастись собственной чашей, которая обычно хранится под курткой. На ассамблеях не разрешают пользоваться чашами из фарфора или серебра. Монахи должны пить из простых деревянных чашек. В этом правиле можно усмотреть далекий отзвук обета бедности, бывшего обязательным для всех монахов при древнем буддизме. Но плутоватые монахи-ламы ловко обходят неугодные им правила устава. Чаши самых богатых лам, несомненно деревянные, но сделаны из редкостных древесных пород или из наростов на некоторых деревьях с прожилками, образующими красивый рисунок. Такие чашки стоят порой до 70 рупий (700 франков). В определенные дни к обычному чаю добавляют несколько горстей тсампы* (*Мука из поджаренной ржи. Основная пища тибетцев; имеет такое же значение, как хлеб в Европе. - Прим. авт.) и маленький кусочек масла. Иногда масло заменяется супом. В некоторых случаях даровое угощение состоит из чая, супа и кусочка вареного мяса. В это время происходит раздача денег. При этом монголы по щедрости намного превосходят тибетцев. Я бывала свидетельницей, как некоторые из них за одно посещение оставляли в Кум-Буме свыше десяти тысяч китайских долларов (китайский доллар был в то время почти что равен американскому).
Члены братии особенно популярных монастырей часто получают приглашения на подобные банкеты, устраиваемые богатыми паломниками-мирянами или зажиточными ламами. Во время таких пиршеств переполненные кухни уже не вмещают гор тсампы и зашиваемых в бараньи желудки кусков масла. Их приходится складывать за дверями. Иногда больше сотни баранов попадает в гигантские котлы, где мог бы вариться суп для целой армии великанов-Гаргантюа.
В Кум-Буме и других монастырях, мне, как женщине, запрещали принимать непосредственное участие в этих вечерах. Но, когда я хотела, мне всегда присылали полную миску самого лакомого блюда. Таким образом, я познакомилась с одним монгольским блюдом, состоящим из баранины, риса, китайских фиников, масла, сыра, кислого молока, жженого сахара, имбиря и различных пряностей, причем все варилось вместе в одном котле. И ламаистские шеф-повара потчевали меня не только