Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 3)

Девушки были из разных секторов Берлина и уже видели виды.

Немцы больше всего недолюбливают французов. Родители, если уже до того дело дошло, говорят дочке: «Лучше ходи с десятью русскими, чем с одним французом».

Видимо, тут русские играют роль какого-то отрицательного эквивалента. У англичан каждый солдат — это рождённый джентльмен. Даже если он возьмет уличную женщину, то ведёт себя с ней как с настоящей дамой. Этим мужчина только подчёркивает уважение к самому себе.

В американской любви главную роль играют шоколад и сигареты. Я не говорю о серьёзной любви — о ней не болтают языком на улицах. К сожалению, многие видят в американце не человека, а мешок с сигаретами.

Конечно — это плоды нашего трудного времени. Любовь на голодный желудок мало заманчива в наш материалистический век.

Русские... Русская любовь? Об этом трудно сказать что-либо. На улицах Берлина никогда не увидишь русского рядом с немецкой девушкой.

Поскольку это покрыто тайной, — об этом много говорят и строят нелепые догадки. Даже живя здесь в Карлсхорсте, я не могу ничего сказать по этому вопросу.

Что можно сказать о наших молодых людях? Им не остается ничего лучшего, как вспоминать золотые времена в оккупированных странах. Теперь им приходится познакомиться с оборотной стороной медали.

На днях в Карлсхорсте застрелился один старший лейтенант. Печальная история. Старший лейтенант не видел своей семьи с самого начала войны — больше пяти лет. Оказывается, у них вообще не существовало отпусков в армии во время войны. Недавно он был переведен на работу в СВА.

Просил разрешения на въезд семьи — отказали, т.к. въезд семей в Германию был разрешён только короткий срок после капитуляции. Когда смотришь кругом, то кажется, что офицеры имеют право выписывать свои семьи.

Но это только обман зрения. Это немногие семьи, которые успели «проскочить». Получив отказ, старший лейтенант подал прошение о демобилизации. Снова отказали. Старший лейтенант взял пистолет и застрелился.

Сейчас никто не имеет права выписывать жён в Германию. А за общение с немецкими женщинами — Сибирь. Богатый выбор и полная свобода личности!

Передо мной на письменном столе капитана лежит письмо. Конверт сделан из газеты и склеен мучным клейстером. Адрес написан чернилами поверх газетного шрифта.

Это — письмо матери капитана, которое пришло по Военно-Полевой Почте. Многие места в письме замазаны цензурой. Цензура внутри страны на второй год после победоносного окончания войны! Какие тайны может писать мать сыну? Когда я думаю об этом, то я начинаю понимать капитана. Его молчание и его непонятные ответы.

Уже половина восьмого. Скоро капитан вернётся домой. В субботу русские тоже работают до половины восьмого. Для чего у них так построен рабочий день?

Может быть для того, чтобы они не имели возможности общаться с внешним миром? Мне кажется, я начинаю немного понимать русских. Они в плену у какой-то невидимой, но всевидящей злой силы. Неужели они не чувствуют этого сами?

Кончаю. Бегу домой. Целую!

твоя Марго

Waldheim-Sachsen

Дорогая Марго!

Жизнь в нашем маленьком городке течёт уныло и однообразно. Было бы ещё тоскливей, если бы у меня не было заботы о маленьком Петере. Иногда я не представляю себе, что бы я делала, если бы у меня весь день не был занят ребёнком.

Петер теперь в другом городе. Комендатуры в маленьких городах ликвидируют и переводят в более крупные гарнизоны. Петер служит в сорока километрах отсюда. Когда он узнал, что их комендатура уезжает, то был очень взволнован, боялся, что их переведут слишком далеко.

Теперь он бывает у нас только раз в неделю. Приходит всегда по ночам, на плече мешок с продуктами. Он видит, что мы голодаем, и тащит всё, что может. Паёк у них у самих очень скудный. Когда он посидит у нас немного, то, как будто, забывает об окружающем мире и становится совсем другой — весёлый и такой простой.

Меня удивляет одно. Он рассказывает о жизни в России, говорит, что жизнь там тяжёлая, что там нет того, к чему мы привыкли здесь. Но он никогда не ругает Россию, а только хвалит. Когда я его спросила, как это может быть — сразу и плохо и хорошо, он только рукой махнул и ничего не ответил.

Еще хорошо, что Петер служит в комендатуре. Он говорит, что там больше свободы. Действительно, в соседнем городе в казармах стоит регулярная воинская часть.