Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 3)

учреждения, это для меня слишком большой риск. Поэтому я хотел бы просить Вас помочь мне».

Некоторое время в комнате царит тишина. Затем я замечаю, что герр Дильс начинает делать бессмысленные вещи. Он беспокойно ёрзает в кресле, растерянно ищет что-то по карманам, роется среди бумаг на столе.

«Да... Да... Я понимаю Вас», — бормочет он в полголоса. — «Я тоже пострадал от нацистского режима».

Затем герр Дильс вытаскивает из кармана толстый бумажник, торопливо перебирает многочисленные документы. Наконец он находит, что ему нужно, и слегка дрожащей рукой протягивает мне через стол бумагу старательно подклеенную на сгибах и, видно, часто бывающую в употреблении.

«Вот видите... У меня даже удостоверение есть», — говорит он мне, словно оправдываясь в чем-то.

Я мельком пробегаю бумагу глазами. В ней подтверждается, что предъявитель сего является жертвой нацизма и чуть ли не коммунистом. У меня снова мелькает неприятная мысль, что я попал по фальшивому адресу. Одновременно я чувствую, что адвокат чего-то боится и старается перед чем-то застраховаться.

«Герр доктор, откровенно говоря, в данный момент мне было бы приятнее иметь дело с самым отъявленным нацистом», — говорю я, протягивая бумагу назад.

«А кто порекомендовал меня Вам?» — спрашивает нерешительно адвокат.

«Никто», — отвечаю я. — «Я зашёл к Вам наугад. Я руководствуюсь только одним соображением — я не могу доверять никому из моего окружения».

«Я полагал, что в Вашем лице я встречу человека, который в состоянии помочь мне», — продолжаю я. — «С другой стороны, если по каким-либо причинам Вы не можете помочь мне, у Вас нет оснований вредить мне».

Адвокат сидит погружённый в раздумье. Наконец он приходит к какому-то заключению и обращается ко мне со следующими словами: «А скажите, чем я могу быть гарантирован, что Вы...» Он сосредоточенно вертит в руках карандаш и избегает смотреть мне в лицо. Затем, словно решившись, он поднимает глаза и с запинкой произносит: « ...Что Вы не агент этого... этого Ге-Пе-У?»

Мне режет ухо старое наименование знакомого учреждения. Видимо немцы ещё не знают нового имени. Несмотря на серьёзность положения, вопрос адвоката заставляет меня невольно улыбнуться. То, чего я опасаюсь в других, — подозревают во мне самом.

Я только пожимаю плечами и говорю: «Мне ещё не приходилось думать об этом, герр доктор. Пока я думаю только о том, чтобы сохранить свою собственную голову от этого... Ге-Пе-У.»

Адвокат сидит неподвижно и высказывает свои мысли вслух: «Вы хорошо говорите по-немецки... Слишком хорошо... Потом все это так необычно...» Он внимательно, как будто стараясь прочесть мои мысли, смотрит на меня, затем говорит: «Ну хорошо. Я старый человек и знаю людей. Мне кажется, что Вы говорите правду. Скажите, куда бы Вы хотели попасть?»

«В американскую зону», — отвечаю я.

«Почему именно в американскую?» — удивлённо поднимает брови адвокат.

«Герр доктор, если человек уходит по политическим соображениям, то вполне естественно он ищет убежище у наиболее сильных врагов того режима, от которого он уходит».

«Да, но здесь английский сектор. У меня нет связей с американцами!»

Я понимаю, что это означает отказ и делаю последнюю попытку: «Может быть, Вы могли бы порекомендовать мне кого-либо из Ваших коллег, кто имеет связи с американцами?»

«О, да! Это можно сделать», — отвечает адвокат и берется за телефонный справочник. Он роется в поисках нужного ему адреса, затем тяжело поднимается из-за стола и направляется к двери со словами: «Извините на минутку! Я напишу Вам адрес».

Адвокат выходит в переднюю. Я слышу, как он разговаривает с секретаршей, как он обменивается фразами с другими ожидающими клиентами. Раздаются телефонные звонки. Кто-то приходит и уходит.

Медленно текут минуты. В нетопленой комнате холодно и я чувствую озноб. Глупое ощущение полной зависимости от порядочности или подлости абсолютно незнакомого человека.

Я усаживаюсь поглубже в кресле, запахиваю плотнее пальто, опускаю правую руку в карман. Я спускаю предохранитель пистолета и направляю его дулом на дверь. Если на пороге появится советский комендантский патруль, я открою огонь, не вынимая руку из кармана.