удовлетворения, видимо, потому, что это место не интересовало меня с чисто географической стороны; до этого я уже успел побывать в различных краях. Но в третий день я ушел в поле, раскинувшееся недалеко от глади одного из озер, и присел возле одного старого колодца. День только еще начинался, и было необычайно приятно. В голове у меня не было никакой определенной цели, и я заметил, что мне непривычно тяжело следить за четким ходом своих мыслей. Итак, как только я сел, мной овладела сонливость, поле и колодец посерели, хотя и оставались по-прежнему видимыми, в то время как я, казалось, превращаюсь в другого человека. И через несколько минут я увидел туманную форму или изображение высокой круглой башни, возвышающейся футов на пятьдесят прямо за колодцем. Я потряс головой, и видение исчезло. Мне показалось, что я поборол дрему, но лишь на мгновение. Видение повторилось с еще большей силой.
Колодец исчез, на его месте возникло здание, а высокая башня сделалась прочной. Все желание остаться самим собой исчезло. Я поднялся, чувствуя чисто механически, что мой долг так или иначе призывает меня в башню, и вступил в здание, через которое, как я знал, нужно было пройти, чтобы попасть в нее. Когда я прошел через стену, показался старый колодец, который я видел ранее, когда пришел в поле, но это странное совпадение не вызвало моего удивления, ибо я уже давно знал этот колодец. Я подошел к башне, и ступил на ступеньки винтовой лестницы, ведущие наверх, и пока я поднимался, знакомый мне голос назвал меня по имени, но не по тому привычному имени, которое я носил, когда присел у колодца. И это опять вызвало у меня не большее удивление, чем старый колодец за стеной. Наконец, я поднялся на самый верх башни, где горел огонь, поддерживаемый неким старцем. Это был вечный, никогда не угасавший огонь, и из всех других молодых учеников лишь мне одному дозволено было помогать старцу.
Как только моя голова показалась над уровнем нижнего края башни, я увидел величественную прекрасную гору невдалеке, а также другие башни, что были ближе к ней, чем моя.
'Ты опоздал', - произнес старец. Я не ответил, ибо ответить было нечем. Но я приблизился, всем показывая, что готов продолжать наблюдать за огнем вместо него. Как только я сделал это, меня осенило, что солнце приближалось к зениту, и на какое-то мгновение у меня возникло воспоминание о старике, с которым я вместе снимал комнату, а также о поезде-экспрессе, до которого надо добираться на повозке, но оно тут же стерлось, ибо проницательные глаза старого хранителя смотрели мне прямо в душу.
'Я боюсь оставить тебя за старшего, - были его первые слова. - Возле тебя тень, темная и молчаливая'.
'Не бойся, отец, - ответил я, - я не оставлю огонь и не дам ему погаснуть'.
'Если это случится, то наш приговор будет подписан, а решение судьбы Иннисфаллена задержится'.
С этими словами он повернулся и оставил меня, и вскоре стихли его шаги вниз по винтовой лестнице.
Огонь, казалось, был заколдован. Он едва горел, и один или два раза я чуть не умер от страха, когда он готов был угаснуть. Когда старец оставил меня, огонь горел ярко. В конце концов, мои усилия и молитвы оказались услышанными - появилось пламя, и все пошло на лад. Но именно в этот момент шум на лестнице заставил меня обернуться, и, к своему удивлению, я увидел совершенно незнакомого мне человека, появившегося на площадке, куда никто, кроме охранников, не допускался.
'Смотри, - сказал он, - вон там огни угасают'. Я посмотрел и ужаснулся, увидев, что дым на башнях, стоящих рядом с горой, погас. В изумлении я бросился к парапету, чтобы рассмотреть поближе. Убедившись, что все, о чем говорил незнакомец, было правдой, я вернулся, чтобы продолжать следить за огнем и ... О, ужас! Мой огонь едва горел. Пользоваться свечой или трутом было нельзя; смотритель должен был возжигать огонь лишь самим же огнем. В безумном страхе я схватил новое топливо, бросил его в огонь, размахивая над ним, наклонился и бешено дул на угасающее пламя, пытаясь раздуть его, - но все мои усилия были напрасны, - огонь погас.
Меня охватил болезненный страх, за которым последовал паралич всей нервной системы, за исключением той ее части, что управляет слухом. Я слышал, как незнакомец приближается ко мне, и, как только он заговорил, я сразу узнал его голос. Кроме него я не слышал больше ни звука. Все было мертво и холодно, я, казалось, знал уже, что старый страж огня никогда больше не вернется, что никто больше не вернется, ибо началась катастрофа.
'Это твое прошлое, - сказал незнакомец. - Ты подошел