на секунду заслонило собою
окно, а затем с огромной скоростью пронеслось к дверям, обдав обжигающим
дыханием, как если бы это была струя пара, вырвавшаяся из бурлящего котла.
Странные цветовые узоры переливались у Эми перед глазами, и не будь он в
тот момент напуган до полусмерти, они бы, конечно, сразу же напомнили ему
о невиданной окраске глобулы, найденной в ядре метеорита и разбитой
профессорским молотком, а также о нездоровом оттенке, который этой весной
приобрела едва появившаяся на свет растительность вокруг гарднеровского
дома. Но как бы то ни было, в тот момент он не мог думать ни о чем, кроме
той чудовищной, той омерзительной груды в углу чердачной комнаты, которая
раньше была женой его друга и которая разделила страшную и необъяснимую
судьбу Таддеуса и большинства остальных обитателей фермы. А потому он
стоял и кричал, отказываясь поверить в то, что этот воплощенный ужас,
продолжавший у него на глазах разваливаться, крошиться, расползаться в
бесформенную массу, все еще очень медленно, но совершенно отчетливо
двигался вдоль стены.
Любой другой на его месте, несомненно, свалился бы без чувств или
потерял рассудок, но сей достойный потомок твердолобых первопроходцев лишь
слегка ускорил шаги, выходя за порог, и лишь чуть дольше возился с
ключами, запирая за собой низкую дверь и ту ужасную тайну, что она
скрывала.
Теперь следовало позаботиться о Нейхеме - его нужно было как можно
скорее накормить и обогреть, а затем перевезти в безопасное место и
поручить заботам надежных людей. Уже начав спускаться по полутемному
лестничному пролету, Эми услышал, как внизу, в кухне, с грохотом свалилось
на пол что-то тяжелое. Ушей его достиг слабый сдавленный крик, и он, как
громом пораженный, замер на ступеньках. Глухие шаркающие звуки, как если
бы какое-то тяжелое тело волочили по полу, сменились после
непродолжительной тишины таким отвратительным чавканьем и хлюпаньем, что
Эми всерьез решил: это сам сатана явился из ада высасывать кровь у всего
живого, что есть на земле. Под влиянием момента в его непривычном к
умопостроениям мозгу вдруг сложилась короткая ассоциативная цепочка, и он
явно представил себе то, что происходило в комнате наверху за секунду до
того, как он открыл запертую дверь. Господи, какие еще ужасы таил в себе
потусторонний мир, в который ему было уготовано нечаянно забрести?
Не осмеливаясь двинуться ни вперед, ни назад, Эми продолжал стоять,
дрожа всем телом в темном лестничном проеме... С того момента прошло уже
четыре десятка лет, но каждая деталь давнего кошмара навеки запечатлелась
у него в голове - отвратительные звуки, гнетущее ожидание новых ужасов,
темнота лестничного проема, крутизна узких ступеней и - милосердный Боже!
- слабое, но отчетливое свечение окружавших его деревянных предметов:
ступеней, перекладин, опорных брусьев крыши и наружной обивки стен.
Вдруг Эми услыхал, как во дворе отчаянно заржала его лошадь, за чем
последовал дробный топот копыт и грохот подскакивающей на выбоинах
пролетки. Звуки эти быстро удалялись, из чего он совершенно справедливо
заключил, что напуганная Геро стремглав бросилась домой. Однако это еще не
все. Эми был готов поклясться, что в разгар переполоха ему почудился
негромкий всплеск, определенно донесшийся со стороны колодца. Поразмыслив,
Эми решил, что это был камень, который выбила из невысокого колодезного
бордюра наскочившая на него пролетка, ибо именно возле колодца он оставил
свою лошадь, не удосужившись проехать несколько метров до привязи.
Доносившиеся снизу шаркающие звуки стали теперь гораздо более
отчетливыми, и Эми покрепче сжал в руках тяжелую палку, прихваченную им на
всякий случай на чердаке. Не переставая ободрять себя, он спустился с
лестницы и решительным шагом направился на кухню. Однако туда он так и не
попал, ибо того, за чем он шел, там уже не было. Оно лежало на полпути
между кухней и гостиной и все еще проявляло признаки жизни. Само ли оно
приползло сюда или было принесено некой внешней силой, Эми не мог сказать,
но то, что оно умирало, было очевидно. За последние полчаса Нейхем
претерпел все ужасные превращения, на которые раньше уходили дни, а то и
недели; и отвердение, потемнение и разложение уже почти завершилось.
Высохшие участки тела на глазах осыпались на пол, образуя кучки мелкого
пепельно-серого