Игорь Зенин

Посланники

лазурное небо становится свинцово-черным, своей неумолимостью прижимая к земле.

Генерал летит сквозь толпу, но никого не задевает. На него никто не обращает внимания. Он никому не мешает. Он никому не нужен. Его не замечают.

Людская масса редеет, становится реже и реже, и вскоре, исчезает совсем. Чикатало летит низко над землёй.

Нет города, нет широких улиц и кварталов. Только голая степь с выжженной от раскалённого солнца рыжей землёй. И тут, полёт резко кончается.

Он остановился перед стаей волков. Тех самых, которых он стрелял с вертолёта. Они смотрят спокойно и уверенно.

Взгляд их чист, добр, и человечен. У них человеческий взгляд. Они смотрят на генерала без интереса, с безразличием.

От этого генерал возмущён и ошарашен одновременно. Он понимает, что они добрее и благороднее, чем он.

Вдруг, земля раздвигается, и он проваливается в пропасть. Вечную пропасть.

Генерал проснулся весь мокрый. Холодный пот тёк ручьями. Пересохшее горло судорожно глотало воздух в поисках воды.

Владимир Абрамович сел в постели, осушил стакан воды и закурил. Он понял, что доработать до повышения в Москву с получением квартиры и последующим уходом на пенсию не получится.

«Пора уходить на пенсию, доработался», — подумал он, дрожащими руками поднося сигарету к губам. Мысли путались в сплошной клубок, исчезла, казалось, навсегда, былая ясность ума и спокойствие.

Генерал прекрасно знал всю военную статистику, выработанную годами в вечных битвах и сражениях.

Для расстрела дезертира нужен взвод солдат. Но человека можно убить и с помощью одного киллера.

Чтобы человека свести с ума спокойно и официально, тоже нужен взвод «солдат»-оперативников, а если тайно, то, хотя бы, два мощных экстрасенса.

В бою потери нападающих в десять раз больше, чем у тех, кто обороняется. Но, если расстреливать мирную толпу из укрытия, то потери равны нулю.

Психотропное оружие — это тот же самый расстрел толпы из укрытия. Но, как ни странно, здесь есть потери среди тех, кто расстреливает.

Генерал знал эту статистику, он также знал, что механизм ответного удара не понятен и не изучен.

Но потери, в зависимости от некоторых параметров, иногда могут составлять до десяти процентов.

Владимир Абрамович понял, что он попал...

Он попал в эти самые десять процентов...

Эти десять процентов после срыва живут очень мало — два-три месяца. Как правило, все они кончают суицидом, либо, несчастный случай, за счёт их полной рассеянности в состоянии полного стресса.

Долго живут только те, у кого в психушке полностью отшибают память. Правда, они, при этом, плохо помнят даже своё имя.

Генерал знал эту неумолимую статистику. Он знал, что у него только два пути — либо смерть, максимум, через три месяца, либо психушка.

Но, Чикатало решил бороться. Бороться по-настоящему. Ради себя, ради сына. Теперь он знал, что делать.

Рано утром, вызвав машину, он заехал домой, взял свой дорожный дипломат и тут же улетел в Москву.

Улетел, чтобы написать рапорт об отставке и посоветовать правопреемника. Через три дня он вернулся обратно.

Очень хороший знакомый, точнее, сексот, нашёл очень дешёвый вариант приобретения загородного коттеджа на берегу реки, в сосновом бору.

Чикатало купит его и будет думать о воспитании ребёнка, и об устройстве мироздания.

Он перехитрит статистику. Он — сильный. Он — выживет.

Договорившись на завтра насчёт ознакомления с коттеджем, генерал последний раз, стоя на пороге, оглядел свой кабинет. Свой второй дом, а, может, даже первый.

Он часто ловил себя на мысли, что на первом плане была его секретная работа, а уж потом — жена и дети.

Придя домой, он поужинал и зашёл в комнату сына. Сын не играл в военные игры на телевизионной приставке последней модели.

Сын сидел и рисовал солнце. Яркое ослепительное солнце было закрыто решеткой из стальных прутков и обмотано колючей проволокой.

Генерал оторопел. Холодный пот брызнул ручьями.

— Сын... Сынок... Сыночек... Что это у тебя... Зачем проволока... Зачем решётка...