отделами был совершенно пестрый. В нем были кадеты, были монархисты, управляющим отделом народного просвещения был левый социалист-революционер, почти большевик. Атаман одинаково разрешал собрания эсеров, кадетов и монархистов и одинаково их прикрывал, как только они выходили за рамки болтовни и пытались вмешаться во внутренние дела Войска. На Дону одновременно с эсеровской газетой 'Приазовский край' выходил монархический 'Часовой'. На Дону разрешалось работать, но воспрещалось мешать работе других. 'Общественные деятели', если они не были у дела, на Дону не ценились. С Дона был выслан М. В. Родзянко, и на Дону дали понять А. И. Гучкову, что ему делать там нечего.
Все это собралось теперь в Екатеринодаре. Генерал Деникин оказался в центре самых сложных и запутанных политических интриг. Он поставил на своем знамени 'Единую и Неделимую Россию', и все то, что не совпадало с этим, было ему ненавистно, и он враждебно к этому относился.
Скоропадский был изменником, изменниками были все украинцы, а с ними вместе изменниками были и руководители Рады -- Быч, Рябовол, П. Л. Макаренко и все те, которые мечтали о федерации.
Как-то, несколько позднее, генерал Деникин был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, подобно тому, как это было на Дону, реял свой кубанский национальный флаг. Атаман сидел на первом месте, Деникин на втором. Это его оскорбило и взорвало. Когда дошло дело до речей, он сказал почти буквально следующее:
-- Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг Единой Великой России! За Единую, Неделимую Россию, ура!..
Заслуги кубанцев в боях и на походе затирались. В донесениях о них умалчивали или ставили на втором месте. Природные кубанские казаки, за исключением Шкуро, Улагая и Павличенко, не занимали видных мест. В штабе Деникина кубанцев не было, а генералы русской службы Май-Маевский, барон Врангель, Эрдели, Покровский выдвигались на видные места. Это злило кубанцев.
К Дону отношение было сдержанное. На него тоже смотрели, как на неблагодарного сына и стремились прибрать к рукам. В это время известным поэтом-сатириком Мятлевым в Киеве было написано следующее остроумное стихотворение, рисующее положение Юга России к прибытию союзников:
Не поется мне и не пишется,
День-деньской в ушах моих слышится:
'Ах ты, Русь моя, Русь родимая,
Ты единая, неделимая!..'
Из хохлов создав чудом нацию,
Пан Павло кроит федерацию,
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Атаман Краснов подпевает в тон:
Будет тихий Дон, наш казачий Дон.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
И журчит Кубань водам Терека:
Я республика, как Америка.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
И друг друга злей и нелепее,
Палачи галдят на Совдепии.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
И лихой моряк, и большой смельчак
На Сибири сел адмирал Колчак.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
И в Уфе эсер речью пылкою
Возрождает край учредилкою.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Выезжает лях на позицию,
Подавай ему всю Галицию.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Всю Лифляндию и Курляндию
Латыши хотят, финн -- Финляндию.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
И нельзя понять, чего хочет Крым:
Хан Набоков там, Соломон ли Крым?
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Все спешат на юг и под небом Ясс
Шепчут всякий вздор и галдят зараз:
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Не хотим Павло, пана щираго,
Подавайте нам Драгомирова.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Власть растрепана, власть рассеяна,
Вся надежда на Кривошеина.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Мы сидим, сидим вроде узников
И все ждем чудес от союзников.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Господин Энно, господин Энно!
А ему плевать! И смотреть смешно.
'Ах ты, Русь моя...' и т. д.
Но велик Господь, и придет, как встарь,
И, на троне сев, грозно крикнет Царь:
'Ах ты, Русь моя, Русь родимая,
Ты Единая, Неделимая...'
Пока дела Германии были хороши и все снабжение шло в Добровольческую армию из Украины через Дон, отношения Деникина к атаману были холодные, но сдержанные. Не желая оставить никаких следов о том, что Добровольческая армия получала патроны и снаряды от немцев, генерал Деникин не требовал письменно или через свой штаб нужного ему снаряжения, но к атаману или к командующему Донской