последнем вздохе его сделался Заратустра опять светел и уверен, как некто из глубокой пропасти выходящий на свет. Нет! Нет! Трижды нет! -- воскликнул он твердым голосом и погладил себе бороду. -- Это знаю я лучше! Существуют еще блаженные острова! Не говори об этом, ты, вздыхающий мешок печали! Перестань журчать об этом, ты, дождевое облако перед полуднем! Разве я еще не промок от печали твоей, как облитая водою собака? Теперь я встряхнусь и убегу от тебя, чтобы просохнуть: этому ты не должен удивляться! Не кажусь ли я тебе невежливым? Но здесь мои владения. Что же касается твоего высшего человека -- ну, что ж! я мигом поищу его в этих лесах: оттуда раздавался крик его. Быть может, его преследует какой-нибудь лютый зверь. Он в моих владениях -- здесь не должно случиться с ним несчастья! И поистине, есть много лютых зверей у меня. С этими словами Заратустра хотел уйти. Тогда сказал прорицатель: О Заратустра, ты -- плут! Я знаю: ты хочешь отделаться от меня! С большим удовольствием побежишь ты в леса и будешь охотиться на диких зверей! Но поможет ли это тебе? Вечером все-таки я буду у тебя; в твоей собственной пещере буду я сидеть, терпеливый и тяжелый, как колода, -- и поджидать тебя! Пусть будет так! -- крикнул Заратустра, уходя. -- И что есть моего в пещере моей принадлежит и тебе, дорогому гостю моему! Если же ты найдешь в ней еще и мед, ну что ж! полижи его, ты, ворчливый медведь, и услади душу свою! Ибо к вечеру оба мы будем веселы, -- веселы и довольны, что день этот кончился! И ты сам должен будешь плясать под песни мои, как ученый медведь мой. Ты не веришь этому? Ты качаешь головой? Ну что ж! Ступай! Старый медведь! Но и я прорицатель. .
Беседа с королями
1 Заратустра не ходил еще и часу в горах и лесах своих, как вдруг увидел он странное шествие. Как раз по дороге, с которой он думал спуститься, шли два короля, украшенные коронами и красными поясами и пестрые, как птица фламинго; они гнали перед собой нагруженного осла. Чего хотят эти короли в царстве моем? -- с удивлением говорил Заратустра в сердце своем и быстро спрятался за куст. Но когда короли подошли близко к нему, он сказал вполголоса, как некто говорящий сам с собой: Странно! Странно! Как увязать это? Я вижу двух королей и только одного осла! Тогда оба короля остановились, улыбнулись, посмотрели в ту сторону, откуда исходил голос, и затем взглянули друг другу в лицо. Так думают многие и у нас, -- сказал король справа, -- но не высказывают этого. Король слева пожал плечами и ответил: Это, должно быть, козопас. Или отшельник, слишком долго живший среди скал и деревьев. Ибо отсутствие всякого общества тоже портит добрые правы. Добрые нравы? -- с негодованием и горечью возразил другой король. -- Кого же сторонимся мы? Не добрых ли нравов? Не нашего ли хорошего общества? Поистине, уж лучше жить среди отшельников и козопасов, чем среди нашей раззолоченной, лживой, нарумяненной черни, -- хотя бы она и называла себя хорошим обществом, -- хотя бы она и называла себя аристократией. Но в ней все лживо и гнило, начиная с крови, благодаря застарелым дурным болезням и еще более дурным исцелителям. Я предпочитаю ей во всех смыслах здорового крестьянина -- грубого, хитрого, упрямого и выносливого: сегодня это самый благородный тип. Крестьянин сегодня лучше всех других; и крестьянский тип должен бы быть господином! И однако теперь царство толпы, -- я не позволяю себе более обольщаться. Но толпа значит: всякая всячина. Толпа -- это всякая всячина: в ней все перемешано, и святой, и негодяй, и барин, и еврей, и всякий скот из Ноева ковчега. Добрые нравы! Все у нас лживо и гнило. Никто уже не умеет благоговеть: этого именно мы все избегаем. Это заискивающие, назойливые собаки, они золотят пальмовые листья. Отвращение душит меня, что мы, короли, сами стали поддельными, что мы обвешаны и переодеты в старый, пожелтевший прадедовский блеск, что мы лишь показные медали для глупцов и пройдох и для всех тех, кто ведет сегодня торговлю с властью! Мы не первые -- надо, чтобы мы казались первыми: мы устали и пресытились наконец этим обманом. От отребья отстранились мы, от всех этих горлодеров и пишущих навозных мух, от смрада торгашей, от судороги честолюбий и от зловонного дыхания: тьфу, жить среди отребья, -- тьфу, среди отребья казаться первыми! Ах, отвращение! отвращение! отвращение! Какое значение имеем еще мы, короли! Твоя старая болезнь возвращается к тебе, -- сказал тут король слева, -- отвращение возвращается к тебе, мой бедный брат. Но ты ведь знаешь, кто-то подслушивает нас. И тотчас же