в том, чтобы поносить чужое и доказывать неверие древних даже до потери собственной веры. Мое же правило: читать древних, одобрять некоторых, усваивать, что хорошо в них и не отступать от веры церкви кафолической» (PL XXII col. 980); «А что ты в конце письма спрашиваешь, зачем я в своих сочинениях иногда представляю примеры из светских наук и белизну церкви оскверняю нечистотами язычников, - на это вот тебе мой краткий ответ… пожалуйста, скажи ему, чтобы он, беззубый, не завидовал зубам тех, кто ест, и сам будучи кротом, не унижал зрения диких коз» (PL XXII col. 669)…
С другого конца Империи римскому богослову вторил его старший собеседник св. Григорий Богослов, которого так же донимали «ревнители»: «Вы нудите нас к совершенству, как будто бы не обязавшихся служить чем-либо людям. Как мрачен и бледен ты, юноша! Никто, по твоему, не берись за плуг, не плати податей, никто не заботься о пропитании родителей; но были бы у тебя густая борода и волосяная одежда, которая бы натирала шею, и тогда предлагай новые догматы! А если говоришь против правил языка и мечешь во всякого камнями, то ты - ангел, у тебя и волосы имеют не малую силу»60. «И натянутая тетива требует послабления… Стихи мои вмещают в себе нечто дельное и нечто игривое. В них иное из нашего учения, а иное из учений внешних… если это маловажно, сделай сам что-нибудь более важное… Какой слепец узнавал видящего? Кто, не двигаясь с места, догонял бегущего?.. Недавно была обезьяна, а теперь стала львом?.. И ты, ревнитель строгости, нахмуривающий брови, и самоуглубляющийся в себя, разве не подкладываешь сладостей в кушанье? За что же охуждаешь мою речь, дела ближнего измеряя своею мерой? Не сходятся между собою пределы Мидян и Фригиян; не одинаков полет у галок и орлов»61. “Но что и против кого пишешь ты... Пишешь против человека, которому так же естественно писать, как воде течь и огню греть. Какое безумие... Коня вызываешь, дорогой мой, померяться с тобой в бегу на равнине; бессильной рукой наносишь раны льву”62. «Пожалуй, следовало бы мне перенести причиненную мне обиду, и, так, пострадав, сдерживать свой язык… Ведь в глазах дурных я был грузом, поскольку имел разумные мысли. Затем они возденут руки, как если бы были чисты, и предложат Богу «от сердца» очистительные дары, освятят также народ таинственными словами» (Св. Григорий Богослов. О себе самом и о епископах).
Что, неожиданно встретить такие экспрессивные самооправдания у Святых? Плохо это вяжется с ожидаемым у них «христианским смирением»? Что ж – мир Церкви