Шри Парамаханса Йогананда

Автобиография монаха (Часть 1)

посмотрел на меня с детской доверчивостью.

--Я вечно буду любить вас, гурудева!

--Обычная любовь эгоистична; она коренится в темных областях желаний и

удовлетворений. Божественная любовь безусловна, безгранична,

неизменна. Все примеси навсегда исчезают из человеческого сердца,

когда его коснется преображающая сила чистой любви.--Он смиренно

добавил:--Если когда-нибудь ты увидишь, что я вышел из состояния

Богоосознания, обещай мне, пожалуйста, положить мою голову к себе на

колени, и помочь мне вновь обрести Вселенского Возлюбленного, Которому

мы оба поклоняемся.

Затем он встал и в сгустившейся темноте повел меня во внутренюю

комнату. Мы ели манго и сладкий миндаль; в разговоре он

сделал несколько ненавязчивых замечаний, свидетельствующих о том, что

он обладал знанием даже скрытых сторон моей природы. Меня охватил

благоговейный страх перед его огромной мудностью, столь необычно

смешанной с врожденным смирением.

--Не горюй о своем амулете. Он сослужил свою службу.

Подобно божественному зеркалу мой гуру, очевидно, улавливал отражение

всей моей жизни.

--Живая реальность вашего присутствия, учитель,--это--радость превыше

всяких символов.

--Сейчас пришло время перемен, особенно если принять во внимание то,

как несчастливо складывается твоя жизнь в ашраме.

Я ничего не говорил о своей жизни; все замечания ныне казались

излишними. По его естественной и спокойной манере выражения я понял,

что он не желал слышать никаких удивленных восклицаний по поводу его

ясновидения.

--Хорошо бы тебе вернуться в Калькутту. Почему в твоей любви к

человечеству родные должны стать исключением? Это предложение повергло

меня в уныние. Моя семья предсказывала, что я вернусть, хотя на многие

просбы о возвращении, посланные по почте, я не дал ответа. 'Пусть

молодая птичка порезвится в небесах метафизики,--заметил Аманта.--Ее

крылья устанут в тягостной атмосфере, и мы еще увидим, как она

прилетит домой и мирно усядется в семейное гнездо'. Это

обескураживающее сравнение было еще свежо в моей голове, я был полон

решимости не 'пикировать' в Калькутту.

--Господин, я не вернусь домой. Но за вами я последую повсюду. Скажите

мне, пожалуйста, ваше имя и адрес.

--Свами Шри Юктешвар Гири. Мой главный ашрам находится в Серампуре на

Рай-Гхат лейн. Здесь я нахожусь в гостях у матери, и задержусь на

несколько дней.

Я восхитился замысловатой игре Бога со своими преданными. Серампур

расположен всего в двенадцати милях от Калькутты, но в тех местах гугу

никогда не попадался мне на глаза, и вот нам обоим пришлось для

встречи поехать в древний город Каши/Бенарес/, освященный памятью

шанкара /5/ и многих других йогинов, исполненных духом Христа.

--Ты вернешься ко мне через четыре недели.--Впервые голос Шри

Юшртешвара зазвучал сурово.--теперь, когда я рассказал тебе о своей

вечной привязанности и показал тебе мое счастье при встрече, ты

свободен отвергнуть мою просьбу. Но при следующей встрече ты должен

будешь вновь пробудить во мне интерес к тебе. Я уже не приму тебя так

легко в качестве ученика: тебе придется целиком подчиниться моему

строгому воспитанию.

Я упрямо молчал. Учитель быстро проник в глубину моих затруднений:

--Ты думаешь, что родные будут смеяться над тобой?

--Я не вернусь туда!

--Вернешься в течение тридцати дней.

--Никогда.

Противоречивое напряжение все возрастало, и я, почтительно склонившись

к его ногам, вышел из дома. Шагая в полуночной тьме к ашраму, я

удивлялся, почему чудесная встреча закончилась таким диссонансом.

Таковы весы майи, на которых любая радость уравновешивается горем! Мое

юное сердце еще не было достаточно мягким для преображающих пальцев

гуру.

На следующее утро я заметил возросшую враждебность в отношении ко мне

обитателей ашрама. Они отравляли дни моей жизни неизменной грубостью.

Прошло три недели; затем Дайананда уехал из ашрама на конференцию в

Бомбей, и на мою беззащитную голову обрушились все беды.

'Мукунда--паразит; он пользуется гостеприимством аршама, ничего не

предоставляя взамен'. Случайно подслушанная фраза заставила меня

впервые пожалеть о том, что я подчинился требованию Дайананды и

отослал отцу назад деньги. С тяжелым сердцем я отыскал своего

единственного друга Джитендру:

--Я ухожу из ашрама. Пожалуйста, передай мои почтительные извинения

Дайананджи, когда он вернется.

--Я тоже уйду,--Джитендра говорил с решимостьтю.--Все мои попытки

медитировать здесь встречают такое же неодобрение, как и твои.