Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

сходить в морг. Чем больше он рассказывал о

том, какими незначительными становимся мы после смерти, тем более

возрастало мое любопытство. Мне еще никогда не приходилось видеть труп.

В конце концов любопытство победило, и я пошел с ним.

Он показал мне разные трупы, и ему удалось испугать меня до

бесчувствия. Мне показалось, что в трупах нет ничего поучительного или

просветляющего. Но они действительно были самыми пугающими вещами,

которые я когда-либо видел. Брат все время поглядывал на часы, словно

кого-то ждал. Он явно хотел продержать меня в морге дольше, чем

позволяли мои силы. Будучи по натуре честолюбивым, я был уверен, что он

испытывает мою выдержку, мое мужество. Стиснув зубы, я поклялся себе

терпеть до самого конца.

Но такой конец мне не снился и в кошмарном сне. На моих глазах один

труп, накрытый простыней, вдруг пошевелился на мраморном столе, как

будто собирался встать. Он издал мощный рыгающий звук, который прожег

меня насквозь и останется в моей памяти до конца жизни. Позже двоюродный

брат, ученый-медик, объяснил мне, что это был труп человека, умершего от

туберкулеза. У таких трупов все легкие изъедены бациллами, и остаются

огромные дыры, заполненные воздухом. Когда температура воздуха

изменяется, это иногда заставляет тело изгибаться, словно оно пытается

встать, что и произошло в данном случае.

- Нет, это еще не то, - сказал дон Хуан, качая головой из стороны в

сторону. - Это просто история о твоем страхе. Я бы и сам испугался до

смерти, но такой испуг никому не освещает путь. Впрочем, мне было бы

интересно узнать, что случилось с тобой дальше.

- Я заорал как резаный, - сказал я, - а мой брат назвал меня трусом

и сопляком, который от страха чуть не обделался.

Я явно зацепил какой-то темный слой своей жизни. Следующий случай,

который я вспомнил, был связан с шестнадцатилетним парнем из нашей

школы, который страдал каким-то расстройством желез и имел гигантский

рост. Но его сердце не успевало расти вместе с остальным телом, и однаж-

ды он умер от сердечного приступа. Из какого-то нездорового юношеского

любопытства мы с одним товарищем пошли посмотреть, как его будут

укладывать в гроб. Похоронных дел мастер, который, пожалуй, был еще

более паталогичен, чем мы, впустил нас в свою каморку и

продемонстрировал свой шедевр. Он уместил огромного парня, рост которого

превышал семь футов и семь дюймов, в гроб для обычного человека, отпилив

ему ноги! Мастер показал нам, как он пристроил ноги в гробу - мертвый

юноша обнимал их руками, словно трофеи.

Ужас, который я тогда испытал, был по силе сравним с тем, что я

испытал в детстве при посещении морга, но этот новый страх был не

физической реакцией, а психологическим переворотом.

- Это уже ближе, - сказал дон Хуан, - но и эта история еще слишком

личная. Она отвратительна. Меня от нее тошнит, но в ней чувствуется

большой потенциал.

Мы с доном Хуаном посмеялись над тем, какой ужас содержится в

ситуациях повседневной жизни. К этому времени я уже окончательно

погрузился в самые мрачные воспоминания и рассказал дону Хуану о моем

лучшем друге, Рое Голдписсе. Вообще-то у него была польская фамилия, но

друзья дали ему прозвище Голдписс, потому что, чего бы он ни коснулся,

все превращалось в золото; он был прирожденным бизнесменом.

Но талант к бизнесу превратил его в сверхамбициозного человека. Он

хотел стать первым богачом мира. Оказалось же, что конкуренция на этом

поприще слишком жесткая. Голдписс жаловался, что, делая свой бизнес в

одиночку, он не мог тягаться с лидером некоей исламской секты, которому

каждый год жертвовали столько золота, сколько он сам весил. Перед

взвешиванием этот лидер секты старался съесть и выпить столько, сколько

позволял его желудок.

Итак, мой друг Рой немного опустил планку и решил стать самым