приходили ко мне каждую ночь в семинарии — только сейчас все было гораздо острее.
Я уже засыпал, когда из дальнего конца вагона донесся какой-то шум. Я выглянул в щелочку между занавесок. По проходу шел Цап, заглядывая на ходу на каждую полку. В то время я не знал, что прочие люди видеть его не могут, и не понимал, почему никто не заходится в крике при виде него. Нет, люди, конечно, вскрикивали и выглядывали наружу, но видели только пустоту.
Я схватил штаны и выпрыгнул в проход, оставив пиджак и подсвечники Аманде. Я даже не сказал ей спасибо за все. Я ринулся по проходу прочь от Цапа, слыша на бегу, как он орет:
– Эй, ты куда? Ты что — правил не знаешь?
Я ворвался в следующий вагон, захлопнув за собой двери. Вокруг все уже орали — но не от страха перед Цапом, а оттого, что по спальному вагону несется голый человек.
На встречу мне шел кондуктор, а за спиной у меня был Цап. Не думая, даже не глядя, я распахнул наружную дверь и выпрыгнул из поезда голышом, по-прежнему стискивая в руке штаны.
Поезд в этот момент двигался по эстакаде, до земли было далеко — пятьдесят или шестьдесят футов. По всем меркам я должен был разбиться насмерть. Я ударился о землю, и из меня точно вышибло дух: мне показалось, что я сломал себе спину, но уже в следующую секунду я вскочил и со всех ног понесся сквозь лес. Я еще не знал, что от увечий и смерти меня уберег пакт, заключенный с демоном. Я до сих пор толком не знаю, до какой степени он меня хранит, но с того дня я попадал в сотни переделок, где мог запросто погибнуть, и всякий раз выходил из них без единой царапины.
Я бежал по лесу, пока не выскочил на грунтовую дорогу. У меня не было ни малейшего понятия, где нахожусь. Я просто шел и шел вперед, пока силы не оставили меня, и тогда я упал на обочину. Как только взошло солнце, рядом остановился хлипкий фургон, и какой-то фермер спросил меня, все ли в порядке. В те дни босых мальчишек в рабочих штанах можно было часто встретить на обочинах.
Фермер сообщил, что до моего дома всего миль двадцать. Я представился студентом, сказал, что у меня каникулы, и я еду домой на перекладных, и фермер предложил подвезти меня. В фургоне я уснул. Фермер разбудил меня, когда фургон стоял перед воротами родительской фермы. Я поблагодарил его и двинулся к дому.
Наверное, я сразу понял — что-то не так. Утром в такой час все обычно уже работают, но двор был пуст, если не считать нескольких цыплят. Я слышал, как в хлеву мычат недоенные коровы — им давно пора было гулять по пастбищу.
Я понятия не имел, что скажу родителям. Я вообще ни о чем не думал — мне просто хотелось побыстрее добраться до дому.
Я вбежал в заднюю дверь, рассчитывая застать на кухне мать, но ее там не было. Моя семья редко уезжала куда-то с фермы — и уж точно они не могли уехать, не позаботившись сначала о животных. Первой мыслью моей было — произошло какое-то несчастье. Может, отец упал с трактора, и его повезли в кларионскую больницу. Я обежал дом вокруг. Отцовский фургон стоял на месте.
Я промчался через весь дом, заглядывая в каждую комнату. Я звал их, но дома никого не было. Потом я оказался на переднем крыльце. Я не понимал, что делать дальше, — и тут услышал за спиной голос:
– От меня не убежишь.
Я обернулся. Он сидел на подвесной скамейке и болтал ногами. Я испугался, но разозлился.
– Где моя семья? — заорал я.
– Нету. — Он похлопал себя по животу.
– Что ты сделал с ними?
– Их больше никогда не будет, — ответил он. — Я их съел.
Я пришел в ярость — схватился за качели и толкнул изо всех сил. Скамейка ударилась о перила, Цап перелетел через них и шлепнулся в грязь.
Отец перед домом держал колоду и топор — растопку колоть. Я соскочил с крыльца и схватил этот топор. Цап только поднимался с земли, когда я хватил его по лбу. Полетели искры, а топор отскочил от его головы, точно от чугунной болванки. Не успел я и глазом моргнуть, как уже лежал на земле, а Цап сидел у меня на груди и ухмылялся, точно тот демон на картине Фьюзели “Кошмар”<Генри Фьюзели (1741-1825) — английский художник, чьи работы, в особенности “Кошмар” (1781), повлияли на творчество сюрреалистов>. Казалось, он совсем не сердится. Я забился под ним изо всех сил, но стряхнуть с себя не смог.
– Послушай, — сказал он. — Это глупо. Ты вызвал меня, чтобы дать мне работу, и я ее выполнил — так в чем тогда дело? Кстати, тебе бы понравилось. Сначала я подрезал ему поджилки и посмотрел, как он ползает и просит пощады. Священники на вкус мне очень нравятся — они всегда убеждены, что это Господь