чего Ты дал молитву — как объяснение в любви. Прочее пустое. Ты
попустил сегодня аудиенцию, встречу, беседу, исповедь, послушание — как способ
объяснения в любви! И ничто не препятствует тебе, душа моя невеста, писать
дневник ночной — днем, а дневной — ночью (осеняющая молитва, как в день
Господень). И хотя б столько знал и умел: и Евангелие назубок, и 10 дежурных
фраз, и суеверных схем, и работающих ходов... и привыкшее к победам
стратегически нацеленное институциональное мышление — последнюю опору выбьют
из-под ног, и останешься провисшим в люльке космическим младенцем. На высоте
двух тысяч метров нежная Мать баюкает тебя и смотрит, чтобы головка не
закружилась и не выпал из колыбели.
Апостольство Его любви
...Найти какие-то свои слова, совсем простые, доходчивые, единственные, чтобы
чем-то Тебя порадовать. Что написать Тебе? Что Ты хочешь услышать от меня?
Исповедь грехов или то, о чем писать страшно — горячительный бред моей любви?..
Благодарю Тебя за то, что поныне Ты не сподобил меня реальной встречи. Я
наверное разочаровался бы в Тебе или увидел совсем не то, что нужно. Я стал бы
одним из тех скучных и бездарных учеников, что спали во время Гефсиманской
молитвы и искушали, и оскорбляли Тебя... Но Ты являешься как Дух Святой! Ты в
тысячу раз прекрасней, чем можно представить Тебя в самых светлых снах,
молитвах, воображениях!
Когда я увлекался аскетикой, Господь послал мне опытных учителей,
мастеров-наставников. В любви же я довольствовался книжными источниками. Жозефа
Менендес наставляла меня во дни гонений на церковь в канадском Лавенире. Луиза
Пиккаррета приходила ко мне в отчаянии и одиночестве и показывала, как можно
любить Христа и как может любить Христос, а прочее — ничто, не стоит ни
малейшего внимания. Стать на коленки, зажечь свечу, закрыть глаза и начать
маленькое искреннее объяснение в любви... Молитва — и больше ничего нет. Пока
нет сокровенных с Тобой отношений, чего-то непереводимого, единственного между
нами — нет ничего...
Когда я не знал любви, я мог творить молитвы сотнями, поклонов класть тысячи...
В любви — не больше одного десятка. Не могу больше, нет сил... Истощен, сочетан,
достиг запредельного — выше нельзя.
Я ничему не могу научить. Я могу научить других тому, что возможно только между
нами. Оно и подлежит огласке... Помнишь, как исцелив двух слепых, Ты запретил им
благовествовать, а они разнесли радостную весть по всей земле? Так и я...
Божественный Ревнитель, невидимый Жених и Дух Святой запрещает мне думать о
ком-то, помимо Него, и о чем-то, помимо Его любви. Его оскорбляет отвлечение ума
— похотствование мысли. Смысл молитвы: объяснение в любви, плач о том, что нет
любви. Целый день ходить и объясняться Ему в любви — литургией, служением
ближним... Больше ничего нет вообще!..
Господь у меня отнял то, что закрывает Его любовь. Лада, рожаницы,..
“Криминальная история церкви”, Порфирий, Цельс, отцы каппадокийцы... Ничего
этого нет. Нет христианства! Мираж, мыльный пузырь. Есть только Господь и Божия
Матерь. Есть одно Евангелие — Пресвятой Девы, поскольку Она одна знает, как Он
хочет быть любимым нами, и как мы должны Его любить.
Никто не знает о Его любви! Дьявол поставил столько сетей, ловушек и покрыл ими
весь мир, для того чтобы увести от его любви. И Евангелие совершенно запечатано.
Если бы мы научились читать Евангелие Ее очами, не было бы ни блуда, ни пустоты
ума, ни маразма, ни прострации... С какою нежностью прижимал бы подвижник
Евангелие к сердцу.
Я спасаюсь от того, чтобы не сойти с ума — единственно любовью ко Господу. Она
меня наполняет, и ничего больше не нужно. Пока я люблю Спасителя, я хожу, как
отцы, в облаке. Я могу пройти сквозь море и ничего не боюсь. Я питаюсь
сокровенной манной свыше и пью из камня Христова...
...А хотя бы удостоил юродства, статуса вопиющего в пустыне, ходящего в темной
пещере, проповедующего среди глухих или светящего для слепых... Христианство
есть проповедь среди слепоглухонемых, которые слышат сердцем. Но может быть не
надо и говорить тогда, если слышит сердце? Нет, надо — но не затем, чтобы
услышали речь, но чтобы передались вибрации сердечные. Внешнее только повод к
возбуждению внутренней молитвенной энергии, импульс к диалогу.
У нас есть одно единственное право: писать дневник ко Господу. Евангелие — Его
сокровенный дневник душе-невесте, оставленный, чтобы не было ей так одиноко и
тоскливо помнить Его голос. Евангелие — Его дневник, хотя