взглядом и
дыханием. Видит что-то свое и покидает комнату святой с мыслью, что Бог один и
путь к Нему универсален..
Туристы что-то записывают в блокнотики... Паломники тщетно едут за тридевять
земель в Ассизи посетить с возжженными свечами саркофаг ХII в. “Франциск ведь
кому-то благоволит — что, если сегодня — мне?..” Унылая старушка с перебитым
тазобедренным суставом спускается в трехэтажный подвал в надежде получить
исцеление от святого ХII в., живых святых не осталось: истребил архиепископ из
Торонто со своими гончими псами. А в другом храме покоится св.Клара из Ассизи —
но не Клара, а мастерски сделанная кукла: не живая вера, а ее подобие.
Царица являет чудеса Своего присутствия, и души продвигаются, как могут. Веди
их, показывай свет, являй премудрость, силу, открывай свою беспомощность и раны
и научи нищете духа — науке странников, дервишей-пустынножителей и перехожих
калик... Сердце разбивается о пустоту в абсолютной тщете, но Христос близок, как
никогда — истинный, воочию. Любимый.
Я заблудился. Прекрасно! — Ты захотел чтобы я заблудился и любил Тебя, потеряв
путь. Я потерял последнее? Бесподобно! Ты захотел, чтобы я, ничего не имея,
предстал Тебе нагим. Отними и жалкое тело, и убогую мысль, и преступное прошлое,
чтобы не было вообще ничего, кроме Тебя! Святыни уложи в горшок и поставь на
трапезную полку — служить свидетелем божественных бесед между ангелами и святыми
Царствия...
Когда Царица отнимала последний ум и веру, я был близок к Ней как никогда. Когда
же литургисал в привычной благодати, летая, окормляя кругом всех — терял Ее из
виду, забывал. Боже, какие тайны, какие тайны!..
В истерическом остервенелом отчаянии так пронзительна помощь, так неоценима
доброта! Сирота, озирая прошлое, благодарит за отнятость Родителей, поскольку
пришла минута их полного присутствия, и отнятость обернулась столь щедрым
воздаянием, что казалось: если б больше отняли — было б лучше.
...Каяться в том, что спонтанно, бесконтрольно осуждаешь. Дьявол ли в тебе,
лягушка ли вылезает изо рта, уж выползает из чрева... Каяться, что увидел не в
том срезе, увидел, что НЕ НАДО видеть. Надо наконец запретить себе видеть, что
не надо видеть, и слышать, что не надо слышать! Тогда, наконец, увидишь и
услышишь голос Божий, Лик Христов.
Как это трудно, знает каждый подвижник, рожденный не в рубашечке, прошедший
через поколение рефаимов, брань с родовыми колдунами, с призраками профессий, с
духами природы... Все устремлено к осуждению.
И здоровье израсходуется, и истерика пустая, и плач какой-то тщетный. Тащишь за
собой баржу грехов...
Когда я потерял последние рецепты к святости, для меня открылись все пути:
водимость, аскеза, любовь, послушание, Псалтырь, жертвенность, монастырь... И
оказалось: ничего не отнялось, напротив, еще больше далось — хотя по-старому,
отнялось.
На раннем снимке епископ Варанава Беляев гордый, всезнающий. Предпочел смирение:
чтобы не стать фарисеем, стал юродивым и, наконец, принял маску совка (рыбарь,
позирующий в озерной лодке).
26.07.97
Дневник ко Господу (Господь стоит рядом, и ты объясняешься Ему в любви)
1. Молитва — как объяснение в любви к Тебе
А учителя любили Его... Мысль о чем-то другом, об отвратительных грехах
оскорбляет девство, столь дорогое для Тебя. Ты не хочешь ничего, кроме памяти о
Твоей любви, поскольку она — свет в пещерном мраке. Ею освящаются тысячи таких
же заключенных, моих дорогих братьев и детей. Сегодня только огнем Твоей любви
зажигаются сердца! А больше ничего никому не нужно...
Я должен, призван, обязан писать ночные дневники к Тебе, Возлюбленный. Пресвятая
Мать наша открыла: Евангелие — сокровенный Твой дневник, оставленный невестам...
Я хочу сказать Тебе то, чего не скажу никому... Открыть Тебе раны, которые
больше никому не решился бы открыть. Я знаю, как Ты близок, как Ты ревностен. Я
устал от книг, от теорий, от доктрин, от внешних молитв и внутренних озарений.
От абсолютной невозможности что-либо понять по мере углубления в Твои тайны.
Остаток дней дан, чтобы объясняться в любви к Тебе. Евангелие — Твое объяснение
в любви, и больше ничего. Единственная заповедь: помнить, претворять Твою
любовь, став ее герольдом, благовестником, и возвещать во все концы земли... Да
как же это можно, если в Питере сырой дождь и поблекли витрины в магазинах и над
глянцево-мокрыми отсвечивающими камнями мостовой сияет одинокий фонарь истинного
христианства? Понимай, как хочешь...
Я понял, для